Ельник - Ульяна Ма

Он занес кулак, но не успел постучать. Дверь открылась, и перед Марком возникла новая стена – Дауд.

– Мне нужна Мара, – произнес он на выдохе, качнувшись вперед, но Дауд не впустил его в комнату.

– Что случилось, Марк? – ее босые ноги коснулись травяного ковра, который по-прежнему стелился по всей комнате. Зелень шуршала под ее мягким шагом. – Ты весь грязный!

Он увидел ее маленькую голову, выглядывающую из-за спины Дауда. Снова качнулся вперед, и снова Дауд не сдвинулся. Сжал зубы и кулаки от закипающей ярости, но смолчал.

– Мне нужно поговорить. Это важно.

Мара потянула Дауда за рукав, и он отступил от входа в комнату. Марк завалился внутрь, заполняя помещение запахом дешевого вина и сырости. Под его грязными сапогами, которые он, правда, уже успел вытереть о ковры и пол дворца, травяной покров помялся.

Мара обхватила его лицо руками и стала вытирать с него землю и влагу прямо рукавами своей рубашки. Марк перехватил ее ладони и едва ли не потянулся к ее губам, но вовремя остановил себя и отпрянул.

– Говори, я слушаю, – она как ни в чем не бывало убирала с его лица волосы и грязь, совсем не заботясь о чистоте собственных пальцев.

– Наедине. Это важно.

Мара вопрошающе посмотрела на Дауда, но он отрицательно покачал головой.

«Вот ублюдок, человек из камня и железа».

– Ладно, тогда… тогда в другой раз, – Марк намеренно сделал несколько шагов назад. Он знал: Мара схватит его за руку и притянет к себе, и именно так она и сделала. Ее сердце доброе, чистое, такое наивное, светлое, жаркое…

– Дауд, пожалуйста, просто постой за дверью. Это ведь не займет много времени, да?

– Исключено, – страж отвратительно непреклонен.

– Но это же Марк! – она подскочила к нему и слегка, игриво, стукнула его в грудь. – Мы провели детство вместе, ты хорошо его знаешь. Он не опасен, Дауд, милый!

«Милый? Воробушек, сынок, ты таскаешься за очередной шлюшьей девчонкой».

Марк сдержался, чтобы снова не велеть Маме заткнуться. Но в этот момент Дауд, колеблясь и медля, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Неожиданно для себя самого Марк остался наедине с Марой, которая теперь выжидающе, по-кроличьи просто глядела ему в глаза. На юношу накатило чувство безумного счастья, эйфории, какой он не испытывал уже давно. Схватив Мару за плечи, он резко притянул ее к себе, она слегка пискнула от неожиданности, как пойманный кролик. Запустив пальцы в ее волосы, он с нескрываемым удовольствием вдохнул ее запах. Да, тот самый, какой и должен быть! Хвоя, сладости, воск, дым…

– Я очень тебя люблю, – прошептал Марк, зарываясь лицом ей в волосы. – Я сойду с ума от этого, но ничего не могу поделать.

«Ты не можешь любить ее, Воробушек».

Ее сердце билось так сильно и быстро, что он ощущал его толчки своей грудной клеткой. Мара мягко отстранилась, на ее лице было изображено удивление и… сожаление?

– Ты пьян.

– Да, – он обхватил ладонями ее лицо и начал тянуть к себе, не чувствуя, не слыша сопротивление ее тела.

– Я люблю тебя тоже. Но иначе. Не пришло время… может, позже?

Она впилась руками в его запястья, но он непреклонно вжался своим ртом в ее губы. Они мягкие, теплые, сухие, такие, какими он себе их и представлял. Мара дернулась всем телом, но Марк уже схватил ее за талию, его пьяные ноги качнулись, и он повалил ее на кровать. Ее волосы рассыпались по одеялу, тело, мягкое, как перина, словно поглощало Марка.

«Ты не можешь ее любить, ты не можешь ее любить, ты должен убить ее!»

Он не хотел этого, правда, не хотел, но ни руки, ни ноги его не слушались. Мара толкалась и пиналась, поджимая губы, стараясь изо всех сил не вскрикнуть и не вызвать стража. Но холодные мокрые руки Марка задрали ее ночное платье, и она ощутила его липкое прикосновение на коже своих бедер. Тело горячее, мягкое, гладкое, сладко пахнущее, манкое – вихрь мыслей в голове Марка запутался в клубок, и он уже не осознавал себя.

Ладонь скользнула по бедру. Он запутался. Запутался в ее платье, в волосах, в мыслях. Приподняв голову от ее шеи, он увидел ее широкие, округленные глаза. Не заметив в них ни страха, ни отвращения, Марк провалился, утонул, увяз и с шумным выдохом опустил голову к ее шее в самом нежном поцелуе, на который он только сейчас способен.

Мара цеплялась негнущимися окаменевшими от ужаса и отвращения пальцами за его кудри. Она не хотела кричать, хотела лишь оттолкнуть его, привести в чувства, но не выходило. Липкие следы оставались на ее коже и проникали сквозь нее, к внутренним органам, которые начинали тут же обледеневать. А крик, даже короткий, даже едва слышимый подписывал Марку смертный приговор.

– Ты боишься? – пробормотал Марк, водя рукой по ее ногам. – Не бойся. Я никогда не причиню тебе вреда.

– Уйди! – Мара вскрикнула.

Дауд влетел в комнату, как коршун, атакующий зайца. Схватив Марка за голову своей гигантской рукой, он отодрал его от тела Мары, поднял в воздухе и прижал к стене с такой силой, что раздался приглушенный стук. Марк ощутил острую боль в затылке, эта боль прокатилась по позвоночнику. В глазах потемнело, а по телу разлился жар. Страж мог бы раздробить комнату телом юноши, мог бы измельчить в порошок его кости, мог продавить своими толстыми пальцами его череп – и Марк прекрасно ощущал, что его лоб вот-вот затрещит от давления. Мара вскочила с кровати, но Дауд уже нанес первый удар ему в живот, другой рукой со сдерживаемой силой вжимая Марка в стену. Хрустнуло ребро. Если бы Дауд себе позволил (если бы Мара ему позволила), он бы пробил его живот насквозь, зарылся рукой в кишки и размазал бы их по стене. Дауд отчетливо ощутил… ярость. Марк хотел закричать, но изо рта вырвался только сиплый выдох, словно мешок, наполненный воздухом, прокололи.

– Не бей его, Дауд, прошу! – Мара села на кровати, но ноги ее дрожали, и встать не получалось. – Он просто пьян, Дауд!

«Убей ее, убей. Она – помеха, она дрянь».

Дауд разжал ладонь, выпустив голову Марка.

«Беги, или он убьет тебя».

Ощутив пол под ногами, он тут же выбежал в коридоры.

Дауд первым делом закрыл за сбежавшим юношей дверь, а затем обернулся