Сестры Мао - Гэвин Маккри

Не надо тут никаких идей. Ты собственность Китая.

Ли На и госпожа Маркос разговорились. Цзян Цин забеспокоилась и начала кашлять.

– Какая тема так вас поглощает? Америка? Вы сговорились против меня?

Ли На не ответила.

– Сад прекрасен, – сказала госпожа Маркос.

– Это лучшее время года для него, – ответила Цзян Цин.

– Закат великолепен. Когда я смотрю вверх, у меня возникает ощущение, будто нечто твердое, как пестрый панцирь, защищает нас от того, что позади.

– Это поэзия или она ждет ответа? – поинтересовалась Цзян Цин.

– Я не знаю, – сказала Ли На. – Возможно, это как-то связано с ее религией.

– Нужно ли упоминать о ее религии?

Цзян Цин щелкнула пальцами, пришел помощник и налил чай. Пока они ждали, Цзян Цин и госпожа Маркос закрыли глаза, и это было похоже на сон – сон, который снится кому-то другому.

– Если хотите, есть напитки покрепче, – сказала Цзян Цин.

– Господи, нет, – ответила госпожа Маркос. – Чай – самое крепкое, что я могу выпить в это время. Если честно, то и в любое другое.

Цзян Цин коснулась края тарелки с сырыми овощами.

– Вы поели? Могу я предложить вам?..

Госпожа Маркос покачала головой:

– Я собираюсь продержаться до сегодняшнего банкета. Мне нравится быть красивой и голодной.

– Вы ждете выступления?

– Конечно. Театр и, в частности, балет – это самое главное в моей жизни.

– Она сказала «самое главное»?

– Ты будешь мне верить или нет, мам?

– Только через драму и танец, – продолжала госпожа Маркос, – люди могут получать удовольствие, становясь культурными и гуманными. Вы слышали о Марго Фонтейн?[53]

Госпожа Маркос, казалось, задрожала от звучания этого имени, и, не дожидаясь ответа, ускорилась. Ли На не оставалось ничего иного, как пытаться за ней поспеть.

– Что она говорит?

– Тсс, мам, дай ей дойти до конца, и я перескажу тебе суть.

– Ненавижу называть имена, но Марго – моя близкая подруга, я была с ней в Лондоне в прошлом году, это было потрясающе, мы ходили танцевать в «Аннабелс», представляете? Я на танцполе с великой Марго Фонтейн, исполняющей пасодобль? Ну, мою третьесортную версию пасодобля, если она считается. Поэтому я просто обязана была пригласить ее в Манилу, чтобы она выступила в моем культурном центре, и знаете что? Она приехала, абсолютная душка, и о, я никогда этого не забуду, это было самое яркое событие в моей жизни.

– В Китае мы бы назвали стиль Марго Фонтейн декадентским, – ответила Цзян Цин. – Передай ей это.

– Декадентским? – переспросила госпожа Маркос. – Ну да. Мы бы тоже так его назвали.

– Скажи нашей гостье, что сегодня она не увидит танцоров в розовых пачках, которые изображают умирающих лебедей.

– Обращайся к ней прямо, мам.

– Сегодня ты не…

– А там есть любовная линия? – спросила госпожа Маркос.

– У нас другой подход, – ответила Цзян Цин. – В Китае вы идете на балет и попадаете на поле боя.

– С нетерпением жду возможности узнать, как вы здесь работаете.

Слушая перевод, госпожа Маркос отхлебнула чай. Поставив чашку обратно на блюдце, она широко улыбнулась и кивнула.

– Мы не просто торгуем новыми театральными пьесами, госпожа Маркос. Нашими образцовыми балетами мы ведем войну против феодализма, капитализма и ревизионизма. Мы намерены создать новый вид искусства, достойный великого народа, которым мы теперь стали.

– …

– Что она думает по этому поводу? – спросила Цзян Цин.

– Она ничего не говорит, – ответила Ли На.

– Раньше, – продолжила Цзян Цин, – когда китайцы слышали западную музыку или видели западный танец, они бездумно считали его лучше собственного. Им в голову не приходило, что можно сочинить новые китайские произведения, создать настоящее революционное искусство.

Цзян Цин подала своему помощнику знак наполнить чашку гостьи.

– Хотя я разделяю ваше мнение, – ответила госпожа Маркос, – что следует поддерживать наше родное азиатское искусство и что следует сажать дома семена новой культуры, следует питать и оберегать всходы, все же мне кажется, что мы должны признать, что в отношении современной культуры стандарты Запада выше наших. Мы, увы, отстали.

– По этой причине, – сказала Цзян Цин, – мы не должны слепо отвергать все иностранное. Слепой отказ от иностранного подобен слепому поклонению ему. И то и другое неправильно и вредно. Смысл в том, чтобы брать хорошее из других стран, чтобы исправлять наши собственные недостатки. Отсеивать старое, чтобы порождать новое, и заставить иностранное служить китайскому.

Госпожа Маркос взяла новую чашку чая:

– Вроде того.

– Не думаю, что в какой-нибудь другой стране балет сочетает чуждые традиции так смело, как наш, – сказала Цзян Цин. – Я не могу утверждать, что наш балет совершенен, есть области, которые нуждаются в дальнейшем исправлении, но, по крайней мере, мы произвели сенсацию и потрясли мир. Сейчас Китай влияет на Запад больше, чем Запад – на Китай.

Не завершив глоток, госпожа Маркос подняла брови; она наклонила голову, словно обдумывая услышанное.

– Вы следите за событиями в Европе? – спросила Цзян Цин.

– Событиями? – переспросила миссис Маркос.

– Восстаниями.

– Ах.

– Трудящиеся Запада чувствуют, что они ближе к Мао, чем к своим собственным лидерам. В Лондоне и Париже студенты не хотят изучать традиционные учебные программы, они хотят, чтобы им преподавали мысль Мао Цзэдуна. Это доказывает, что наша Культурная работа проникает в общество. В немалой степени благодаря нашему революционному искусству, такому как наш балет, Мао принадлежит уже не только Китаю. Как и солнце, он стал достоянием всего человечества.

Оглянувшись через плечо, госпожа Маркос что-то быстро сказала по-филиппински, и ее телохранитель, который сам мог бы сойти за телевизионную знаменитость и чья внешность, похоже, была выбрана, чтобы усилить сияние миссис Маркос, вышел вперед и что-то прошептал ей на ухо. Кивком госпожа Маркос показала, что поняла, и мужчина отошел назад. Цзян Цин не поняла, что за сцена произошла у нее на глазах, и поэтому сочла ее грубостью. Несмотря на это, она должна была признать, что госпожа Маркос ей понравилась. Однако видеть, как на нее смотрела Ли На, было невыносимо.

– Полагаю, ваш муж любит танцевать, – сказала госпожа Маркос, снова опуская свою чашку.

– Мао?

Цзян Цин приказала наполнить чашку госпожи Маркос в третий раз.

– Мао не умеет танцевать. Даже в молодости он был безнадежен.

– Меня дезинформировали.

– Он ценит танцы, это правда. Он любит смотреть на танцы, если они хороши.

– Это больше, чем можно сказать о большинстве мужчин.

Госпожа Маркос положила одну ногу на другую. Скрыв их под столом, она пальцами левой ноги сдвинула каблук правой туфли и почесала комариный укус на лодыжке. Волдырь, расположенный как раз в том месте, где друг о друга трутся кость и кожа, стал красным