Сестры Мао - Гэвин Маккри

Поэтому, как только Ева увидела на конверте его почерк, она поняла важность содержимого. Она подобрала с пола прихожей остальные письма, сунула их под мышку и через дверь выскользнула из общежития на улицу. Посмотрела на пустую дорогу. Раздача почты была ее работой, ответственностью, к которой она относилась серьезно. Помогая таким образом, она мысленно извинялась перед другими актерами за свои недостатки и чувствовала себя чуть менее бесполезной, чуть менее ненавистной. Снова осмотрев конверт, задумалась о нравственной стороне того, что намеревалась совершить. Это было неправильно; это сделает ее еще менее популярной, если об этом узнают; и все равно она собиралась это сделать. Что-то – чувство долга – побуждало ее к этому.

Быстро, ногтем большого пальца, не обращая внимания на то, что письмо рвется, не думая о том, как замаскировать следы, она вскрыла конверт и просмотрела письмо. Затем медленно перечитала еще раз. Засунула его обратно.

Сердце заколотилось, она снова посмотрела на дорогу.

Затем ее взгляд опустился на потрепанный конверт, и в следующее мгновение она почувствовала облегчение.

С нее свалилось страшное бремя.

И хотя она могла уничтожить это письмо, не допустив, чтобы мать когда-либо его увидела, также она могла передать конверт, открыть его и зачитать, тем самым говоря: «Закончи эту игру, мама. Прекрати эту игру. Если ты не можешь сделать это для Макса, если ты не можешь сделать это для папы, тогда сделай это для меня. Избавь меня от страданий».

Цзян Цин

1974

XVI

В конце сентября все в саду созревало. Повсюду висели персики, яблоки, абрикосы, ююба, груши; от их вида вздымалась грудь и ярко вспыхивали глаза. Вокруг Южного озера густо разросся камыш, и по ветру разлетались его семена. Водную гладь покрывали листья лотоса. Небо было чистым, воздух – свежим. Налитое темно-красным солнце опускалось, образуя длинные косые тени. Мир был безмятежен, хотя в нем было много звуков: глядя в небо, чтобы проверить, насколько оно повинуется ее метеорологу, Цзян Цин слышала, как эти звуки отдаются в ее груди.

– Он сказал, что сумерки наступят ровно в четверть шестого, – сказала она помощникам, которые стояли вокруг и следили за ее взглядом. – Если он прав, у нас есть еще час дневного света. Но все равно давайте зажжем фонари сейчас, пока не стемнело. Так эффект перехода будет более сильным.

Они находились в беседке созерцания луны в центре озера. До этого Цзян Цин приказала достать со склада и развесить вокруг фонари императорской эпохи. Выполненные из хрусталя и стекла лампы привязали к балкам и балюстрадам. Фонари из тонкой шелковой ткани посадили на бамбуковые шесты и вкопали в землю. Сотни фонарей из рисовой бумаги и луба прикрепили к голым ветвям соседних ив. Множество других, сделанных из ракушек и перьев в виде кувшинок и уток, плавали в воде. По ее команде стали зажигать фонари.

– Будьте крайне осторожны с розжигом, – обратилась она к ним. – Эти фонари незаменимы. Я не потерплю ущерба, вызванного неуклюжестью или неумелостью.

Первоначально она планировала повесить рядом с фонарями птичьи клетки, чтобы госпожа Маркос могла любоваться попугаями, какаду и белоглазками, но согласилась, что их щебет будет заглушать спрятанных в фонарях жучков, поэтому эта идея была отвергнута. Вместо этого Цзян Цин выставила несколько скромных образцов своей каллиграфии.

СЛУЖИ ЛЮДЯМ СЕРДЦЕМ И ДУШОЙ

БОРИСЬ С ЭГОИЗМОМ

ОТКАЖИСЬ ОТ РЕВИЗИОНИЗМА

ДОВЕРЯЙ ПАРТИИ

ДОВЕРЯЙ МАССАМ

– Немного тщеславно, не находишь, мам? – спросила Ли На, которую Цзян Цин попросила помочь. – Вывешиваешь здесь свои работы.

– Не думаю. Это моя каллиграфия, тебе нравится? Но сами лозунги – от народа и для народа. Я пытаюсь внести в эту довольно традиционную обстановку голоса нового Китая.

– Не знаю. Кажется, это немного…

– Сейчас каллиграфией занимаются в тюрьмах. Это отличный способ исправить человека. Я бы приставила к тебе учителя, если бы думала, что ты станешь заниматься больше минуты.

Меня волнует твое идеологическое развитие, Ли На, действительно волнует.

Ли На пожала плечами и отвернулась. Она стала расставлять блюда на главном столе, передвигая тарелки таким образом, чтобы вкусы и цвета распределялись наиболее гармонично, а до лучших блюд было легче добраться. Цзян Цин краем глаза наблюдала за ней. Ли На исполнила ее просьбу – пришла в виде, подобающем китаянке – костюм в советском стиле, никакого макияжа и солнцезащитных очков, туфли без каблуков. Единственной ее оплошностью было то, что она забыла достать из волос пластиковую заколку – такими пользовались члены семей артистов, чтобы заявлять о себе, но ее легко заменили простой шпилькой. Сама Цзян Цин надела белоснежную блузку и коричневую юбку, а чтобы не замерзнуть, накинула на плечи кардиган из овечьей шерсти и повязала шею шелковым шарфом. Учитывая непривычно высокий рост миссис Маркос, она позволила себе туфли на каблуках.

– В котором часу она придет? – спросила Ли На через плечо.

Цзян Цин вышла из оцепенения:

– Будет здесь с минуты на минуту.

– У тебя будут неприятности, мам. Ты отклоняешься от программы.

– Мне сказали, что наша гостья была рада получить мое приглашение. Только это важно.

– Когда об этом узнают, многие разозлятся.

– Просто сосредоточься на том, чтобы все сделать хорошо, дитя мое, ладно?

– Тебя ждут неприятности, мам. Не говори, что я тебя не предупреждала.

Через верных хунвейбинов Цзян Цин сумела передать госпоже Маркос сообщение с приглашением на личную встречу перед балетным представлением. «Надеюсь, вы не сочтете меня бесцеремонной, – говорилось в записке, – но мне просто не терпится познакомиться с вами. Говорят, что одной встречи недостаточно, чтобы стать друзьями, но мне кажется, что на нас это не распространяется, ведь у нас уже так много общего».

– Ты нервничаешь? – спросила Ли На, подойдя и помогая Цзян Цин выровнять стулья.

– Нет, – сказала Цзян Цин. – Ты отрепетировала, как я просила?

– Немного. Но я недостаточно хороша. Честно говоря, тебе стоит попросить переводить Нэнси Ван.

– Я не могу пригласить никого из официальных лиц. Эта встреча – не под запись.

– Это был сарказм.

– Я даже не знаю, что это значит. В любом случае, ты справишься лучше нее, потому что с точностью передашь мне то, что скажет госпожа Маркос. Нэнси – хорошо, но, по моему опыту, она склонна к приблизительному переводу. Сегодня я хочу слышать все слово в слово. Никаких поэтических заскоков, ясно? Сейчас не время для свободы самовыражения.

– Ты действительно собираешься заставить меня сделать это?

– Прошлой ночью я допоздна перечитывала свою «Тысячу английских предложений». Раньше я знала их наизусть,