Сестры Мао - Гэвин Маккри

Дополнительным знаком любезности стало то, что они держались подальше от интеллектуальных тем и вместо этого говорили о другом. Крича ей на ухо или через стол, Макс рассказывал то, что, по его мнению, она должна знать о Поле, а Пол – о Максе, и каждый старался поразить ее своей откровенностью. Их рассказы были наполнены юмором, они подтрунивали друг над другом, но всегда выражались корректно; они старались не быть грубыми или неблагоразумными, а также – соблюдать границы, установленные друг перед другом за долгие годы. В общих чертах их рассказы совпадали; противоречили друг другу они лишь в деталях. Дорис могла бы взвесить и сравнить их версии со справедливой беспристрастностью, но в конце концов ей, конечно, было легче довериться Максу, ведь он ничего не выиграл бы, приукрасив или выдумав историю. Он не гнался за ее привязанностью. Восхищенный, но внимательный, даже немного формальный, он не проявлял желания завоевать ее, хотя не забывал, что именно это ему и надо было сделать.

– В Кембридже Макс был чертовым шоу, – говорил ей Пол. – Если другие носили униформу, обычным делом был коричневый норфолкский пиджак, а если ты гей, то ярко-желтый джемпер и хороший костюм, то Макс ходил в этих ужасных свободных рубахах, которые находил на распродажах, но говорил, что их носят крестьяне в России. Представляешь?

– Да он был тем еще напыщенным сукиным сыном, – отвечал Макс. – Он всегда старался показать, что считает южан неполноценными. Господи, какой ужасный зануда. Только на Севере настоящая жизнь. Только там можно делать что-то ценное. Северяне щедрые, сердечные и демократичные, а южане – жалкие снобы и паразиты.

– Именно Макс меня и завербовал, – сказал Пол. – Большую часть первого курса я пропускал занятия, чтобы вместе с ним продавать труды Маркса и Ленина по колледжам. Я хотел делать все, что делал Макс. Каким был он, таким стал и я. Дело в том, что Макс нравился не только радикалам – он был нуворишем [50], приезжим, но выходцы из аристократии тоже изо всех сил старались включить его в свой круг. Они любили его так же, как и все остальные. В конце концов, у него было то, что всегда имело значение.

– А что это? – спросила Дорис.

– Деньги, власть, – сказал Пол. – И, конечно, тогда он был красив. Его считали неотразимым.

– Он и сейчас красивый, – ответила Дорис, подмигивая Максу.

– Эй, – сказал Пол и легонько ткнул ее пальцем. – Ты бы видела его тогда. Если бы ты была рядом, ты бы никогда не выбрала меня.

– Ну хватит, Пол, – сказал Макс.

– Но это правда, разве нет? Все сначала выбирали тебя, а не меня. В том числе и Алисса.

– Заткнись и давай поднимай нас наверх. Я отведу Дорис подышать воздухом. Она выглядит так, будто сейчас расплавится.

Пол повиновался, и Макс в сопровождении Дорис вышел на улицу. Они стояли с папиросами, подставляя ветру потные руки и наблюдая за проходящими мимо весельчаками. Дорис была пьяна, возможно, ее немного мутило, но она была счастлива. Ей нравилось слушать мужчин; ей нравилось, что они так хотели, чтобы она их поняла. Их жизнь казалась важной, а значит, и слушать их было важно. Когда ее спрашивали, она тоже рассказывала о своей жизни, но не слишком много. Сейчас это не имело значения. Ничто из того, что она могла рассказать, не удержит их внимание на ней так прочно, как их монологи о себе.

– То, что сказал Пол, правда? – спросила она.

– Пол много чего говорит. В конце концов ты поймешь, где там золото, а где побрякушки.

– По поводу Алиссы. Ты понравился ей первым?

Макс прилагал все усилия, чтобы не упоминать Алиссу. Теперь, когда она наконец всплыла, он испытал чувство облегчения, которое следует за сдержанностью. Алисса была как струп на ноге: не испытывать желания почесать его было противно природе.

– Не знаю, – сказал Макс. – Я дружил с Алиссой еще до Пола. Ничего пикантнее рассказать не могу.

– Так вы не были парой – ты и Алисса?

Макс задумчиво посмотрел вверх, на прорезь чистого ночного неба между зданиями.

– Не совсем.

Дорис сосала свою сигаретку.

Макс бросил на нее косой взгляд:

– А Пол говорил что-то другое?

Выдохнув через сжатые губы тонкую струйку дыма, Дорис пожала плечами:

– Хочешь знать, что Пол говорит о тебе?

– Не знаю. Хочу?

– Он говорит, что ему приходится работать намного больше, чем тебе, чтобы добиться тех же результатов.

– Ну и прибедняется.

– Что у тебя все делается само собой, без каких бы то ни было усилий, а ему приходится бороться и напрягаться, чтобы чего-то добиться. Он имеет в виду Алиссу?

– Может быть. Ладно, слушай, быстро, пока он не вернулся.

Алисса училась в Кембридже на курсе на год младше. Когда они встретились, Пол и Макс учились на втором курсе, а она только поступила и была одной из примерно двадцати девушек из Ньюнхэма, проходивших прослушивание в Любительском драматическом обществе. Пол и Макс, которые вступили в общество, чтобы распространять там коммунистические идеи, зашли в зал на репетицию. В Кембридже на десять мужчин приходилась одна женщина, поэтому лишь отчасти они пришли, чтобы оценить талант девушек; другим их мотивом, который они не скрывали, было желание заметить потенциальных возлюбленных. Макс тоже тогда играл в эту игру.

Прослушивания проходили изнурительно: они включали монолог, песню, пантомиму и несколько импровизаций, и все это смотрели около сотни человек, включая других претенденток. Алисса, вспомнил Макс, представляла собой тогда странное существо непонятного пола: она была худа и плоскогруда, ее волосы были коротко пострижены, на молодой коже уже вычертились линии опыта. В отличие от других девушек, которые играли словно в плену каких-то далеких идей, она двигалась так, словно мыслила всем телом; даже самые простые движения, казалось, получались в результате взаимодействия всех ее мышц. В то же время в ее выступлениях не было ничего показного или дешевых попыток соблазнить зрителя. Напротив, она выпускала силы, которые иначе могли бы превратиться в нервозность; проявляла жажду жить как сумасшедшая ради удовольствия других. Поначалу Пол ничего этого не замечал. Его внимание привлекла другая девушка. Блондинка, чья красота была близка к формам, распространяемым по телевизору и в журналах. Только Макс смог вывести его из оцепенения и заставить увидеть, что единственная, кто заслуживает их внимания, – Алисса. Единственная зрелая девушка. И, если смотреть правильно, открытым и современным взглядом, единственная по-настоящему красивая. По сравнению с ней остальные были просто милыми подростками.

Алисса