Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

Почувствовав первую же заминку в галопе своего коня, Поток прыгнул. Его нога скользнула по покатой спине соседнего мула, и он оперся рукой о потную шею животного, чтобы удержать равновесие. Не раздумывая, он прыгал со спины на спину в этом живом море, уворачиваясь от взлетающих в воздух копыт, от чьей-то руки, отчаянно пытающейся за что-нибудь ухватиться. Обеими руками он подтягивался, чтобы перебраться через громоздкие вьюки и раскачивающиеся тела, словно полз во время землетрясения по усыпанному камнями крутому склону горы. Он действовал на уровне инстинктов, нащупывая ногами опору и удерживая равновесие. Вся его жизнь, годы игры и обучения натренировали его мышцы, глаза и нервы работать слаженно. Ему не было дела до хруста костей, лязга металла, криков или выстрелов, раздававшихся вокруг. Он видел только то место, на которое в следующий миг опустится его нога, слышал только, как пульсирует кровь в висках, и чувствовал лишь скольжение кожи, мускулов и шерсти животных под ногами и руками.

Добравшись до последнего из павших животных, он спрыгнул на землю и бросился бежать, надеясь укрыться в зарослях сливы. Но добежать он не успел — пара жилистых рук подхватила его, впившись костлявыми пальцами в подмышки, и забросила на спину коня. Он обернулся, чтобы дать бой незнакомцу, и увидел лицо Жесточайшего. Оно было мрачно и ужасно раскрашено, но Поток в жизни не видел ничего более успокаивающего и прекрасного. Тяжело дыша, мальчик лег на шею коня и сжал колени, чтобы не упасть. Словно до этого тело намеренно задерживало передачу увиденного от глаз к мозгу, в его сознании внезапно пронеслись все ужасы бегства через море бьющихся в истерике мулов. Он увидел лица людей, придавленных животными и в муках смотревших, как он прыгает над ними. Адреналин схлынул, и колени мальчика задрожали.

Жесточайший направил коня в густые заросли на краю Великой Прерии, отчаянно подгоняя хлыстом животное, не желавшее бросаться в переплетение усеянных шипами ветвей. Проскочив заросли насквозь, они спустились по крутому склону заросшего оврага, и звуки боя постепенно стихли. У Жесточайшего не было семьи, требовавшей защиты, поэтому он не тратил времени на безнадежный бой. Они проехали еще милю или две по дну оврага, время от времени останавливаясь, чтобы переждать, пока белые проедут над ними по его краю. Наконец Жесточайший остановился и прислушался. Потом крикнул по-совиному и, уловив далекий отклик, впервые заговорил:

— Тощий Урод.

Они направились на звук и обнаружили Тощего Урода, Ищущего Жену и их пленницу, миссис Уотс, связанную по рукам и ногам, с кляпом во рту и по-прежнему обнаженную, если не считать корсета. Жесточайший был совершенно спокоен, и именно в таком состоянии он был страшнее всего. Говорил он так, словно вел обычную беседу:

— Вы все еще таскаете с собой эту обузу? Зачем?

Вид у Тощего Урода был вызывающий.

— Она красива. За нее дадут много лошадей. Хочу оставить ее своей рабыней.

— Она сгорит дотла под солнцем, пока ты довезешь ее до дома.

Кожа миссис Уотс уже покраснела и начала шелушиться. Испуганные голубые глаза смотрели на них поверх кожаной полоски, туго стягивавшей рот.

— Я ее укрою.

Тощий Урод заколебался. Он нуждался в вожде настолько, насколько в нем вообще мог нуждаться команч, и такой вождь был перед ним.

— У нас тут есть воин, которому нужна лошадь, — сказал Жесточайший, и сидевший перед ним Поток выпрямился.

— Она моя.

— Значит, у тебя есзъ право избавиться от нее, как ты того пожелаешь. Хочешь перед этим взять ее прямо здесь? Мы можем немного подождать. — Со стороны Жесточайшего это было огромное одолжение.

Тощий Урод был зол и напугай одновременно.

— Я никак не могу ее размотать. Пытался сделать это вчера во время привалов, но они были слишком короткими, чтобы взяться за дело как следует.

— Значит, она бесполезна, а времени у нас мало. Эта лошадь нам нужна.

Жесточайший нагнулся и развязал веревки, удерживавшие пленницу на лошади. Обутой в мокасин ногой он столкнул ее на землю. Двое других воинов спешились и помогли ему привязать ее к ближайшему дереву. Поток с любопытством наблюдал, как миссис Уотс изворачивалась и отбивалась, истекая слезами, которые впитывал кожаный кляп. Мужчины отошли футов на семьдесят пять и положили стрелы на тетиву.

— Посмотрим, кто попадет в сердце. — Жесточайший выстрелил первым, и его прицел был безупречен.

Другие две стрелы расщепили его стрелу.

— Это было проще простого, — окликнул их Поток. — Надо было отойти подальше.

Подбородок женщины уткнулся в грудь, и она безжизненно повисла.

— Поток, залезай на лошадь! Живо! — Вдали послышался стук копыт, и они втроем побежали к коням, оставив миссис Уотс висеть привязанной к дереву возле тропы.

Она уже очнулась и была на грани истерики, когда на нее наткнулся отряд Ноя Смитвика. Стрела глубоко вонзилась в корсет, но угодила в прочный китовый ус, и рана оказалась незначительной. Ей повезло. Команчи рассеялись и обратились в бегство, избавляясь от всего, что могло их задержать. Весь их путь был усеян телами пленников — черных и белых, женщин и детей.

Разговоры в отряде Смитвика давно смолкли. Его люди мрачно ехали вперед, останавливаясь время от времени, чтобы вырыть очередную могилу. Последняя была совсем крошечной — для младенца, которому размозжили голову о ствол дерева. Погоня превратилась в охоту на опасного зверя.

— Погодите. Мне надо отлить. — Иезекииль Смит истратил весь порох и теперь был вооружен трофейным копьем, тонкое древко которого в огромных руках походило на соломинку.

Он отошел по протоптанной тропинке в кусты.

— Уединяться-то зачем, Зик? Делай дело там, где стоишь! Люди устали, и нервы у всех были на взводе. Но они были благодарны даже за такую короткую передышку. Услышав шорох и возню, все навели ружья в том направлении, куда ушел Смит.

— Эй, парни! Глядите-ка, что я нашел!

Смит был настоящим гигантом. Его живот нависал над штанами, а грязные веревки, служившие подтяжками, туго натянулись на груди. Но даже он кряхтел от натуги, волоча за собой индианку. Он тащил ее за косы, словно за веревку.

Олениха лежала, тяжело дыша и морщась от боли, там, где он ее бросил. У нее было раздроблено колено и сломана рука — из-под побагровевшей кожи торчал обломок кости.

Прежде чем кто-то успел вмешаться, Смит от души пнул ее по ребрам кованым сапогом и сломал еще несколько костей. Потом он вогнал копье ей между глаз, пришпилив к земле, будто энтомолог — насекомое. По телу Оленихи пробежала судорога, и она затихла, глядя