Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

в небо широко открытыми глазами. Ной пришпорил коня и перехватил руку, в которой Смит уже держал нож, чтобы снять с женщины скальп. Мужчины долго смотрели друг другу в глаза, и Ной уже начал опасаться, что остальные будут не на его стороне. Наконец Смит уступил и, не переставая ворчать, поехал следом за остальными.

Иезекииль Смит не отличался ни умом, ни уживчивым нравом, но Ной понимал, что в том случае многие в отряде были на его стороне. В конце концов, она — всего лишь краснокожая, а скальп — подходящий трофей, которым можно похвастаться перед соседями.

— Не забывайте, парни, Мак-Каллоху нужен живой команч. Он хочет задать кое-какие вопросы, — сказал Смитвик, стараясь не обращать внимания на взгляды, которыми обменивались его люди.

С наступлением ночи большинство бойцов направило усталых коней в сторону своих уединенных ферм, лежавших у кого поблизости, а у кого и в паре дней пути. Они молча растворялись среди деревьев и густого подлеска речных долин. Многие выслеживали войско команчей уже почти неделю и давно были готовы вернуться домой. Лишь некоторые упорно продолжали преследование, и в большинстве своем это были рейнджеры.

Бен Мак-Каллох смотрел, как техасские добровольцы уводят запасных лошадей, навьюченных добычей из Линнвиля, которую побросали индейцы. Возвращать награбленное было бесполезно, да никто и не предлагал это сделать. Посреди Великой Прерии, вокруг высоких костров, праздновали победу тонкава. Мак-Каллох развернул коня и поехал к ним. Ему все еще нужно было кое-что узнать. Рядом с ним ехала угрюмая индианка — пленница, от которой он мог получить нужную информацию.

Вождя Пласидо он разыскал за поздним ужином.

— Вождь, спроси у женщины, кто командовал отрядом команчей.

Пласидо передал вопрос.

— Потсана Куойп.

— Что это значит?

— «Потсана» значит «бизон».

— А «Куойп»?

Пласидо сделал несколько выразительных жестов. Женщина ответила неприличным жестом около своего паха, словно изображая справляющего нужду мужчину.

— Она говорит, его зовут Бизоний Хрен.

— Бизоний Член?

— Может быть, так. Я его знаю. Он храбрый.

— Он жив?

— Женщина не знает. Может, мертв. Может, жив.

Пласидо явно не терпелось вернуться к прерванной трапезе, и Мак-Каллох уехал, раздумывая над тем, что ему делать с пленницей. Лежавшие вокруг тела команчей казались удивительно короткими — тонкава отрезали им ладони и ступни, чтобы отвезти женщинам и детям для пиршества. Потом они отыскали где-то огромную ванну и сварили в ней куски бедер поверженных врагов. Они были в приподнятом настроении, потому что помогли победить команчей и получили в награду лошадей. Силуэты индейцев четко вырисовывались на фоне костров, вокруг которых они плясали и пели.

Оставив пленницу с человеком, сказавшим, что ему нужна помощница по дому, Мак-Каллох вскочил на изнуренного коня и огляделся. Завтра он соберет людей и пойдет дальше по следу команчей. А пока можно будет проспать целую ночь. Впервые за эту неделю.

— Джон! — Мак-Каллох посмотрел на Форда, стараясь сдержать улыбку. — Нельзя писать слово «член» в официальном отчете для министра обороны Техаса.

— Бен, но ты же сам сказал — писать все как было. А его так и зовут — Бизоний Член. Ты сам так говорил.

— Все равно: президенту Ламару это придется не по нраву, а техасская легислатура хоть и не платит нам, но все равно считает себя главной.

— Как насчет такого: Бизоньи Яйца? Или Бизоний Писюн? — оторвался от покера Билл Уоллес.

— Хватит, Уоллес.

Но Уоллес продолжал фонтанировать идеями:

— Знаю, Бен: назови его Команческий Петух или Бизоний Горбатый.

Мак-Каллох, склонившись над старым патронным ящиком, служившим ему столом, притворился, что внимательно изучает рапорт Джона Форда. Чтобы лист бумаги не унесло ветром, по углам тот был прижат камешками.

— Бизоний Горб вполне подойдет, — сказал он наконец, когда смог сдержать смех.

Уоллес положил карты рубашкой вверх на расстеленную шкуру. Подойдя к ящику, он вытащил кукурузный початок, служивший пробкой для бутылки, с которой никогда не расставался.

— Нарекаю тебя Бизоньим Горбом. И да убавится племя твое. — С этими словами он плеснул немного виски прямо на рапорт.

— Ты что творишь, Уоллес? Придется послать в Остин за новой бумагой.

— Бумаги в Остине предостаточно, — сказал Форд. — Да еще юристов расплодилось. И что это их всегда так тянет поближе к власти?

— Ну ему все равно переписывать, — откликнулся Уоллес, с кряхтением садясь на место и снова принимаясь за карты.

— Только зря хороший виски переводишь, Уолли. Давай сюда!

— Хороший виски! — в свою очередь фыркнул Форд. — Да Уоллес не отличит хороший виски от сивухи.

Бен Мак-Каллох поднял бутылку:

— Ну, за тебя, Бизоний Горб! — И они, смеясь, пустили бутыль по кругу.

Глава 33

Поток спал, вытянувшись на животе вдоль спины коня, обхватив руками шею животного и прижавшись к ней щекой. Его маленький рот был полуоткрыт. Но даже во сне веко и губа время от времени подергивались, словно от испуга. Жесточайший ехал впереди и вел лошадь мальчика на поводу. Маленький воин был ростом чуть выше Потока, а тело его было таким стройным и мускулистым, словно с него стесали все лишнее, оставив лишь крепкую сердцевину. Через час он разбудит Потока и поспит сам, пока тот поведет его коня. Тощий Урод с Ищущим Жену так же подменяли друг друга.

Пять дней они не ели ничего, кроме того скудного запаса вяленого мяса, который в момент нападения техасцев оказался у Тощего Урода в мешочке, привязанном к подпруге. От того мяса уже давно остались одни воспоминания, и животы у всех четверых сводило от голода. Жесточайший жевал кусок кожи, пытаясь обмануть протестующей желудок. Они не делали долгих остановок для охоты. Весь остальной путь им придется проехать на одной лишь воде, да и той было маловато. Они останавливались на часовые привалы три или четыре раза за день, а по ночам ехали без остановок. Именно так они обычно уходили от погони. Воины были к этому привычны, а вот Потоку приходилось туго.

Далеко позади, за линией холмов с плоскими вершинами, поднимался дым от огня, который они разожгли, чтобы замести следы. Когда оставался день пути до Плам-Крика, они решили устроить ночевку и едва не попались патрулю рейнджеров. С тех пор они ни разу не останавливались, чтобы поспать.

Тем утром они ехали по крутым холмам, покрытым темно-зелеными зарослями. Они добрались до одного из притоков Бразоса и остановились на заросшем травой холме, возвышавшемся над рекой, лениво катившей свои воды меж широких берегов.

Жесточайший вел отряд к одной из обычных стоянок Пахаюки. Там наверняка должны остаться знаки для тех, кто умеет их читать.