Дассария - Абай Тынибеков

Глава вторая

Наступила середина жаркого лета. Дассария объезжал селения и пастбища своих племён, навещая вождей, гостя у них и интересуясь всем, что у них происходило. Люди радовались его приезду, собирались в его временной походной ставке, устраивали празднества, используя такой редкий случай для отдыха. Он не утомлял их долгим пребыванием и продолжал свой путь.

Одиннадцатилетний первенец Тимея и Тафуц, имевших к этому времени ещё троих детей, наречённый Дассарией именем Диввона, отданный ему на правах сына, постоянно находился при нём. Мальчик знал об истинных родителях, но к Дассарии относился как к отцу и называл его соответственно. С ним он стал жить с полугодовалого возраста. Шли годы, Диввона рос на радость всем родным крепким и смышлёным мальчиком. С отцом они понимали друг друга с одного взгляда и были неразлучны. Везде, где бы ни пребывал Дассария, его сын был рядом с ним. Долгие зимние вечера они всегда коротали вместе. Дассария рассказывал ему о славных предках, о жизни саков, о приходе греческого царя Александра, о хуннах и, конечно же, о дружбе и своих друзьях. Ребёнок внимательно слушал его, впитывал каждое его слово, задавая ему вопросы, получая ответы на них, с восхищением открывая для себя мир, задумываясь над его удивительными проявлениями. Ему было интересно всё: и то, что окружало его, и то, что происходило в других землях. Очень скоро он уже разбирался в иерархии власти, так же, как и в организации военной службы. Он много и упорно тренировался, желая в совершенстве овладеть столь сложным воинским искусством, и на глазах отца добивался успехов в этом непростом, но очень важном деле. С раннего возраста узнав, кому он доводится сыном и кем является сам, он вёл себя подобающе, часто спрашивая отца о том, с кем и как он должен вести себя, о чём говорить и в каких случаях молчать. При встрече с Тимеем и Тафуц он обязательно останавливался, замирал и почтительно склонял голову, поступая так, как научил его отец. Они также с почтением приветствовали его, тем самым подчёркивая его высокое положение, и только после этого подходили к нему и очень нежно и ласково обнимали его, в первую очередь проявляя интерес к самочувствию его отца.

Вот и теперь он следовал рядом с отцом. Они приближались к селению вождя Пунта. Вдалеке следом за ними появилась группа всадников. Заметив её, от двух сотен охраны царя отделилась полусотня и быстро направилась к ней навстречу. Преследователем оказался Цара с небольшим отрядом. Он сообщил Дассарии, что его людям стало известно о плохом состоянии шаньюя Мотуна, который в прошедшую ночь потерял сознание и пока не пришёл в себя.

За все прошедшие годы противостояния хуннам многие саки уже стали понимать их язык, как, впрочем, и те успешно овладевали их языком, что давало возможность разведке обеих сторон быть более информированной о событиях, происходящих на противоположной территории. Выслушав Цару, Дассария повернул в ставку, выслав к вождю Пунту гонца, дабы тот не ждал его прибытия к себе.

* * *

Как только Куту сянь-ван узнал о значительно ухудшившемся здоровье шаньюя, сразу же примчался к нему в главное становище. Мотун находился в своей юрте под присмотром опытных сиделок. Он пережил ночь, но по-прежнему в сознание не приходил. Никто не мог знать, в какой момент ему стало плохо, лишь ранним утром прислуга обнаружила, что он не поднялся и даже не открыл глаз. Судя по тому, как он лежал и во что был одет, можно было предположить, что всё произошло с ним во сне. Он дышал ровно, но его дыхание было каким-то слабым, словно могло прерваться в любой момент. Куту сидел у его изголовья, вытирая с его лица лёгкую испарину. В селении царила тишина. Из него вывели весь скот и всех собак. Люди молча занимались своими обычными повседневными делами, настороженно поглядывая в сторону юрты властителя. Так прошёл день, но особых перемен, свидетельствующих об улучшении либо ухудшении состояния шаньюя, не случилось. Опустилась ночь. Решив немного отдохнуть, Куту отправился в отведённое ему жилище.

* * *

Дассария, несмотря на весеннее ошеломляющее поражение аримаспов и даиев, внутренне относился к шаньюю хуннов с большим уважением. О таком достойном противнике он не слышал никогда и сравнивал его лишь с греческим царём Александром, с которым, хоть и не довелось ему вести такой масштабной войны, но соприкоснуться пришлось. Являясь потомком великих завоевателей, он всем своим разумом осознавал действия каждого из них и воспринимал их обоих как равных своим прославленным предкам, потрясшим когда-то мир. Видя всё, что творится в последнее время в землях саков, не имея возможности благостно влиять на ход происходящих событий, он до боли в душе переживал по поводу утраченного единства среди союзов племён и сильно расстраивался таким печальным итогом, ведущим к неминуемой и окончательной потере их былого могущества. Ко всем прошедшим войнам с хуннами, принесшим и радость побед, и горечь поражений, он относился как к обычным проявлениям сложной и многогранной жизни. Главное же для него отныне заключалось в другом. Всем нутром он чувствовал, что время господства саков в своих некогда обширных и необъятных просторах, значительно уменьшенных и сжатых теперь, начало стремительно угасать. Он всячески старался отгонять от себя тяжкие мысли о том, что когда-то в будущем на этой земле не останется ни одного вольного сака, но думы об этом назойливо появлялись в его голове, изматывая душу и болью пронзая сердце. Всё нараставшее ощущение неотвратимости такого смутного и худого грядущего, особенно усилившееся после ухода в неизвестность всех племён аримаспов и даиев, уже не покидало его ни на миг. Он уже не помышлял об освобождении бывших сакских территорий, захваченных хуннами. Все его мечты и желания были направлены на заключение прочного и долговечного мира с ними. Он не знал, как царь племён хаомоваргов Калтаган отнесётся к его предложению, но в том, что царь исседонов Шангал не поддержит его, он был уверен, так как тот потерял в ходе войны многие свои земли и никогда не оказался бы от попытки вернуть их. Царь тиграхаудов Даввий в этом случае был для него предсказуем. Вернув свой народ на исконно родные земли, когда-то принадлежавшие ему и вновь радушно выделенные Дассарией, он не потерял ничего и не мог иметь особых претензий.

До отбытия к