Далайя - Абай Тынибеков

Утром третьего дня, когда Даг на миг задремал, его коснулась чья-то рука. Это была Зела. Он сразу подался к ней, с тревогой всматриваясь в её покрасневшие от бессонницы глаза, но увидев в них подобие улыбки, откинулся к стене, не веря, что произошло чудо. Тут же вскочив на ноги, он направился за ней.

Далайя по-прежнему лежала, но её глаза были открыты и смотрели на Дага. Взгляд был спокойным и осознанным. Подойдя ближе, сотник опустился на колено и провёл пальцами по её руке. Они долго молча оглядывали друг друга, словно не виделись целую вечность.

– Помоги мне встать, – ослабшим голосам попросила она, приподняв голову и слегка повернувшись к нему.

Он бережно завёл одну руку ей за спину, другой придерживая её под локоть. Далайя присела. К её лицу, покрывшемуся бисеринками пота, прилипли волнистые белоснежные волосы. Лишь теперь старый воин понял то, что так сильно взволновало его при первом взгляде на женщину. На её голове не было ни единого тёмного волоска. Ещё совсем недавно красивые, густые, иссиня-черные локоны, чуть тронутые сединой, так украшали её. Сейчас же они полностью сменили свой цвет.

– Что? – уловив его удивлённый взгляд, еле слышно спросила Далайя.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо произнёс Даг.

Далайя не ответила и, с усилием приподняв правую руку, провела ею от уха к груди, перебирая пальцами волосы и подняв на ладони прядь.

– Ты удивлён этим? – она посмотрела ему в глаза.

Даг смутился, но тут же честно ответил:

– Да.

– Оно не стоит того. Не волнуйся. Волосы забирают усталость души, не давая ей слабеть. Ты тоже седой, – она, улыбнувшись уголками губ, окинула взглядом его голову.

– Тебе нужно на свет. Я помогу, – сотник перевёл разговор, понимая, что ей тяжело осознавать своё новое состояние, новый облик.

– Как мой сын? – спросила она.

– Не беспокойся, с ним всё хорошо.

– Ты иди. Я скоро выйду к вам. Мне нужно немного привести себя в порядок.

Даг кивнул, направился было к выходу, но на полушаге остановился и обернулся:

– Да, ты ведь голодна? Что бы ты хотела поесть?

Душа старого воина ликовала, он был счастлив и очень хотел хоть чем-то порадовать её.

– Всё, что ты сочтёшь вкусным, – Далайя вновь, но уже иначе, не так грустно, улыбнулась.

– Я позову Зелу и Мире, – сотник вновь повернулся к двери и, очень довольный настроем женщины, вышел из помещения.

* * *

В тот же день Далайя в сопровождении Дага впервые после похорон Русы спустилась к его могиле и долго сидела возле неё. Общение с ним почему-то не удавалось. Зная его благородную душу, Далайя понимала, что это он, по своему обыкновению, продолжал оберегать её, ограждая от утомления её сердце, давая ей возможность окрепнуть, откладывая своё появление в её мыслях до полного её выздоровления. Она, как всегда, была благодарна ему.

На седьмой день после погребения были устроены поминки.

Все эти дни, и особенно теперь, люди были, как никогда, задумчивы и очень учтивы и внимательны друг к другу. Повсюду царили степенность и покой, особо отражавшие значимость происходящего и истинное отношение к усопшему.

Дантал украдкой поглядывал на мать, видя разительные перемены в её облике и чувствуя их в её поведении. Он быстро взрослел, и то, что он не задавал по этому поводу вопросов Форкису, свидетельствовало о его понимании всего случившегося за это время.

Через десять дней двое оставшихся египтян изготовили могильный камень. Вся глубина уважения к Русе, вся потаённая людская боль отразилась в нём, в этом удивительном творении, столь чисто и точно передавшем как искреннее почтение к нему, так и состояние его души, всегда бывшей широкой и благородной.

Шесть лет назад покинувший этот мир их немой учитель и наставник умело передал им все таинства мастерства, и теперь наверняка, думали люди, он был доволен изваянием, взирая с небес.

Камень установили в присутствии всех обитателей крепости.

Далайя в одиночестве осталась возле него. Лишь теперь в полной мере всем своим существом, всем разумом она осознала постигшую её утрату, понесённую ею невосполнимую потерю. От одной только мысли, что её Русы больше нет и уже никогда не будет, безмерная горечь охватила её с новой силой. До сих пор она не ощущала такой невыносимой душевной боли и не так отчётливо воспринимала его смерть. Пережитое ею очень тяжёлое недомогание, словно прикрытая дверь, не давало заглянуть ей дальше и понять всё случившееся до конца. Только сейчас, когда у неё хватило сил толкнуть её, настежь отворив перед собой проход, она увидела всё, что таилось за ней. Вмиг в ней исчезла надежда на встречу с ним, где-то в глубине души светившаяся маленькой искоркой все эти дни. Она погасла, заполнив всё тоской и холодом. Мир в одно мгновение опустел, став чуждым и безразличным. Придя в себя телесным здоровьем, Далайя долго не могла оправиться от душевного недуга.

* * *

На следующее лето она впервые не затевала беседу с сотником Дагом о посещении родных степей. Он ждал, что однажды она всё-таки начнёт сборы в путь, но этого не происходило. Такое её непривычное поведение одновременно и настораживало, и успокаивало его. Если первое объяснялось беспокойством о её сильной усталости, то второе было связано с тем, что дальняя дорога, в которую она прежде отправлялась, всегда беспокоила и тревожила его, и ему не очень хотелось расставаться с ней, пусть даже ненадолго. Памятуя о том, что почти во всех её походах в кочевье обязательно случалось что-то необычное и опасное, он в душе был рад, что хоть в это лето ничего подобного не произойдёт.

Дантал старался лишний раз не беспокоить мать, присматривая за ней со стороны. Форкис понимал его юную и отзывчивую душу и всегда стремился быть рядом с ним. Великое множество изготовленных им игрушечных кораблей всецело захватывали внимание мальчика, отвлекая от ненужных и пагубных в этом возрасте мыслей о проблемах взрослой жизни.

Далайя внимательно следила за развитием своего ребёнка, всячески поощряя все его увлечения как в познании других языков и обретении навыков в кораблестроении, прививаемых греками, так и в овладении воинским искусством, чему обучали его саки. Интересными были и ремёсла, секретами которых охотно делились с ним мастеровые. Дантал с лёгкостью и явным удовольствием вникал во все поучения, играючи усваивая их, тем самым вводя в неописуемый восторг своих учителей и наставников.

* * *

Однажды, как это уже случилось раз очень давно, сотник Даг