Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

Но реальная жизнь всякий раз отодвигала тот удивительно-художественный мир видений, и порываясь найти в себе силы справиться с ненавистью от мучительной действительности, Владислав горестно вздыхал и возвращался к работе. Вот минул еще год - сколько лет он прожил, а сколько еще осталось? Не успел прилететь, уделить время накопившимся делам как дома, так и в театре, и снова ранний звонок от агента - только теперь съемки мюзикла, режиссер которого решил пригласить Влада на главную роль - как всегда отрицательную, но тем не менее самую колоритную и яркую в отличии от предыдущих ролей. Владислав только спросил:

Где?

В Берлине. Для вас, мистер Шейбал, все готово.

Так скоро? - без доли уныния вопросил он, а сам в душе радовался возможности побывать в Германии, где до сих пор для него все там было перевернуто, окутано горестными воспоминаниями и страхом надежд, может, потому и тянуло в те края вопреки прошлому?

К счастью Влада съемки с его участием проходили не каждый день, чем безмерно он радовался, ловя краткую возможность в гордом одиночестве побродить по городу, осмотреть ставшие непривычно-далекие, новые-непонятные улицы, изменившиеся после войны. Вот та тропа мимо сквера, вот те самые - или вовсе не они, деревья, скамейки, на одной из которых он отдыхал после отчаянного опасного побега. Владислав уселся под кленом, с тихим вздохом посмотрел на дома, на голубое небо над ними, помня так четко, так свежо злополучное утро бомбежки Берлина, а позже маленький полуразрушенный дом, где он смог хотя бы на пару дней найти убежище, еду и теплую постель. А еще там была женщина - нестарая, привлекательная, именно она, повинуясь некоему материнскому чувству своей широкой благородной души, укрыла, спасла его, ее теплые мягкие руки протянули тогда тарелку супа ему - врагу, беглецу, но уставшему, измученному бессонницей и голодом человеку. Ноги сами привели его к дому за углом, вот тот самый дворик - или не он? Внутреннее чутье, которым Владислав обладал сполна, твердил, что это именно то место, что она еще здесь - теплая, нежная, прекрасная. Более не заботясь ни о чем, он прошелся взад-вперед, остановился в непонятной нерешительности, стал ждать - только чего?

К нему с пакетом продуктов подошла пожилая элегантно одетая женщина, спросила:

Вы потерялись или кого-то ищете?

Владислав первый миг стоял в молчании, раздумывая: спросить ее об Анне или нет? Ответил:

Так, ничего... Я просто много лет назад был здесь и вот ныне решил вспомнить знакомые места.

Женщина недоверчиво глянула на него из-под шляпки, проговорила:

Какой же все таки странный город Берлин: здесь постоянно сталкиваешься с людьми, которые ищут знакомые дома, скорее всего, бывшие некогда у нас во время войны. Вы ведь не немец?

Нет, - робко, заливаясь от чего-то краской, молвил Влад, - но я успел побывать в Берлине во время бомбардировки.

И вы никого не знаете из знакомых, а иначе зачем здесь ходить в поиске?

Я знаю... знал женщину по имени Анна, она была невысокая, красивая, белокурая. До войны работала помощницей дантиста, сама родом из Баварии.

Я знаю Анну, - женщина улыбнулась и качнула головой в сторону дома, тесно примыкавшего ко двору, - она и по сей день живет в этой месте на пятом этаже.

Влад вздрогнул всем телом, щеки его вспыхнули огнем: Анна, его Ани еще жива и так рядом, что он более не мог сдерживать чувственного порыва, покрывшего сердце. Запинаясь, он попросил:

Прошу, если вас не затруднит, позвать Анну. Пожалуйста.

Женщина ничего не ответила, она направилась к угловому балкону и крикнула:

Энни, тут к тебе пришел один человек, он утверждает, что знает тебя и хочет встретиться.

На балконе показалась маленькая фигурка в домашнем платье. Седые короткие волосы, немного сгорбленная спина, покрытое морщинами лицо - и все равно это была та самая Анна, Ани, которую он узнал бы в многотысячной толпе среди похожих людей. Старушка глянула вниз на чернобородого немолодого мужчину, по ее щекам скатились слезы - она узнала его, того юношу, некогда прекрасного дивной свежестью и робким взглядом испуганных необычных глаз - ничего общего с сегодняшним Владиславом, но это был он и никто иной, ибо ни у кого нет такого взгляда и такой улыбки, и руки - эти тонкие мягкие руки, что ловко бежали по клавишам фортепьяно, которые она никогда не забудет. Вся юношеская свежесть исчезла, испарилась во мраке времени, но Влад оставил нечто непонятно-видимое, какую-то черту - словно отметина, особый знак. Его голос: не высокий и не низкий, спокойно-монотонный, ложившийся мягкими нотками на слух. От его невысокой фигуры реяло некой прохладой и ароматом дорогих духов, во взгляде - уверенность и доброта. Он видел, как Анна спустилась к нему, маленькая, высохшая, но улыбка еще светилась молодым задором. Старушка коснулась его руки, со слезами на глазах проговорила:

Это ты и никто другой.

Это я, Ани, тот самый Влад, которого ты тогда укрыла у себя в подвале, с материнской заботой ухаживала за ослабевшим, голодным беглецом.

Но еще памятнее та дивная ночь, - она кокетливо улыбнулась, а Владислав покрылся смущенным румянцем, - твои объятия навсегда останутся в моем сердце.

Сгущались сумерки, крыши домов озолотились предзакатными лучами, во дворик ворвался прохладный приятный ветерок. Влад и Анна условились на днях посидеть в кафе, поговорить о многом, вспомнить былые времена - ведь столько им пришлось пережить вместе.

В уютной кофейни на одной из старинных улочек Берлина Владислав сидел за столиком с Анной, пили кофе с пирожными. Женщина, совсем постаревшая, но тем не менее элегантная, рассказала, что после его ареста ее допрашивали гестаповцы до позднего вечера, поначалу ее хотели отправить в специальную камеру заключенных как пособницу врагов. но в конце отпустили, покинув уютное жилище. После их ухода Анна просидела всю ночь в слезах, ей было страшно - не за себя, за нежданного гостя, которого вырвали из ее рук, связанного увели в неизвестном направлении, словно он мог оказать какое-либо сопротивление.

Бедный, несчастный мальчик, что же они сделали с тобой, где ты сейчас - спрашивала я все то время, в тайне сердца молясь за твое спасение, - закончила Анна о пережитом волнении.

После меня отправили в другой концлагерь уже на территории Польши, откуда я сбежал домой накануне Рождества: то стало лучшим подарком для отца и матери снова увидеть меня живым.

А теперь с тобой все в порядке? Ведь судя по твоему виду, твоей одежде, ты