Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

на нее, а лишь многозначительно клал на стол. Однако и слабоумному хватило бы одного взгляда, чтобы понять: это оружие, которым проламывают черепа, а не какой-то там молоток для забивания гвоздей и колышков.

При этом тревогу вызывал не только вид палицы, но и мысли, откуда она взялась у Рафи. Что это — трофей, снятый с убитого апача, или подарок от апача живого и здравствующего? В любом случае было понятно, что шутки шутить с обладателем такой палицы себе дороже, и потому сержанты никогда не осмеливались мухлевать с оплатой.

— Цветные солдаты говорят, что, как приметят какую тварь в офицерских погонах, тут же ее и прикончат, — продолжил Цезарь.

— Кормят их всякой дрянью, чему удивляться, что они взбунтовались? — фыркнул Рафи.

— Да нет, дело не в еде. Лейтенант заявил, что его служанка — кстати, черная — сперла у его жены брошь. Полковник сказал, пусть воровка проваливает из форта. А солдаты говорят, что не брала она никакой броши, а даже если и брала, нельзя ее выгонять. С тем же успехом полковник мог бы приставить служанке к голове пистолет и вышибить ей мозги. Долго ли она протянет одна в краю, где кишмя кишат апачи?

— Ты с ней знаком?

— Не-а, — мотнул головой Цезарь. — Она тут появилась, пока мы ездили в Месилью. Солдаты говорят, что она принадлежала семье лейтенанта еще в Луизиане. Точнее, когда-то принадлежала, — поправил он сам себя. — Теперь ведь ни рабов, ни хозяев нету, спасибо мистеру Линкольну, упокой Господи его душу.

«Ну да, рабства больше нет, по крайней мере официально», — подумалось Рафи. Точку поставил больше четырех лет назад генерал Ли, когда приказал конфедератам сложить оружие, чем и положил конец мятежу южных штатов. Четыре года! Как же быстро летит время! Неужели минуло целых два года с тех пор, как Рафи в последний раз видел Лозен на руинах ее родной деревни, где безжалостно вырезали стариков?

Ему казалось, что все это случилось совсем недавно, возможно потому, что он до сих пор слышал во снах преисполненный боли крик девушки. В ее вопле было столько дикого, беспредельного отчаяния, что Рафи никак не мог забыть о том дне. Всякий раз он просыпался, тяжело дыша и чувствуя, как в груди заходится сердце, хоть и понимал, что, скорее всего, услышал во сне вой койота, который подсознание преобразило в крик индианки.

Часто Рафи гадал, где сейчас Лозен, куда она подалась со своими спутниками. Апачи словно сквозь землю провалились, будто их никогда не существовало.

У Рафи для Цезаря тоже имелись новости:

— Сержант сказал мне, что подразделения с черными солдатами распустят через несколько месяцев.

— Ну да, их срок службы подошел к концу.

— Их ведь на три года призывали?

— Ага.

Впереди в августовском мареве замаячила фигура. Женщина тащила на спине мешок, и сперва Рафи решил, что это мексиканка, идущая на рынок, раскинувшийся на отшибе Централ-сити, километрах в семи от того места, где они сейчас находились. Однако женщина казалась слишком высокой для мексиканки и шла прямо посередине дороги, что мексиканцам тоже было не свойственно. Для негров подобное поведение тоже считалось нетипичным, однако, подъехав поближе, Рафи разглядел, что в тех местах, где пот смыл дорожную пыль с икр путницы, кожа у нее была насыщенного темно-коричневого цвета патоки.

— Видать, это Мэтти Мартин и есть, — изрек Цезарь.

— Служанка?

— Она самая.

На голове девушки алела косынка, которую та завязала в узел на затылке, оставив обнаженным изящный изгиб шеи. Одета путница была в некогда синее ситцевое платье, которое за долгое время местами так выгорело на солнце, что сделалось серым. Поставив мешок на землю, негритянка воззрилась на приближающихся к ней всадников, глядя на них из-под руки, которой заслонилась от слепящих лучей.

Рафи сразу понял, отчего лейтенант не испугался хлопот и притащил девушку сюда аж из Луизианы. Ясно стало и то, почему черные солдаты решились на бунт из-за несправедливого обращения с ней. Более того, Коллинз заподозрил, что причиной гнева лейтенантской жены стала вовсе не украденная брошь.

Мэтти Мартин выглядела так, словно Всевышний, наделяя ее красотой, решил одним махом рассчитаться за все несправедливости, творившиеся с ее чернокожими соплеменниками. «Спелая» — именно это слово первым делом пришло на ум Рафи, когда он увидел девушку. Полные чувственные губы. Огромные, лучащиеся светом глаза. Широкий нос с раздувающимися ноздрями. А грудь! Как изумительно платье, облегающее ее точеную фигуру, подчеркивало грудь! Небольшая ямочка на подбородке придавала девушке одновременно настороженный, властный и бойкий вид.

Рафи сразу понял, что Цезарь вновь решил взять на себя роль благородного рыцаря. Его друг, казалось, притягивал к себе девушек, которым требовалась помощь, хотя друзья находились в краю, где девушек было мало, а те, что имелись, как правило, прекрасно могли самостоятельно позаботиться о себе. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы понять: на этот раз голозадый малыш по имени Эрос поразил Цезаря стрелой в самое сердце. Рафи и сам не мог не признать, что пленен мисс Мэтти Мартин.

Потянув серую кобылу за поводья, Цезарь остановил ее.

— Добрый день, мэм, — обратился он к девушке, прикоснувшись к шляпе. — Меня зовут Цезарь Джонс. А это мой товарищ, мистер Рафаэль Коллинз.

Безмерно рада знакомству с вами, джентльмены, — вежливо произнесла чернокожая красотка. — Меня зовут Мэгги Мартин.

— Мисс Мартин, позвольте предложить подкинуть вас до города, — промолвил Цезарь.

— Конечно-конечно, я буду очень вам признательна.

Пока Цезарь прилаживал мешок со скарбом девушки поверх своего свернутого в рулон одеяла, Рафи протянул ей флягу. Мэтти в ответ уставилась на Коллинза, словно отказывалась верить своим глазам. Чтобы белый проявил такую любезность к чернокожей? Немного помедлив, она все же потянулась к фляге, взяла ее и, с жадностью напившись, вернула владельцу.

Цезарь помог девушке усесться у него за спиной, и она робко обхватила черного гиганта за талию. Когда они поскакали к скопищу крытых соломой глинобитных мазанок, гордо именовавшемуся Централ-сити, Рафи внезапно почувствовал дикую, ослепляющую радость. Последний раз он ощущал себя таким счастливым в те стародавние времена, когда была еще жива его любимая — девушка из племени навахо, которую он называл Прядильщицей Грез. Рафи доподлинно знал, что больше никогда не будет так счастлив ни с одной из женщин, но его радовала мысль о том, что этот удел может ждать его друга.

* * *

Шекспиру было не под силу состязаться с Мэтти Мартин, но Рафи решил, что великий бард и не стал бы создавать ей конкуренцию. Уж кто-кто, а автор «Ромео и Джульетты» знал, как