Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

ее желательной формой могло стать национальное, социальное, обороноспособное авторитарное государство. Единственным возможным путем к этому государству является революция, а инструментом этой революции – дисциплинированная дружина сторонников такой революции (Gefolgschaft), подчиненная верховному командующему»[900].

В 1925 г. он усмотрел в фигуре Гитлера «намек на вождя нового типа». Слово «намек» уже выражало определенную дистанцию по отношению к Гитлеру со стороны Юнгера. Со временем эта дистанция увеличивалась и к 1930 г. Юнгеру, как убежденному стороннику «революционного консерватизма», уже стало ясно, что стратегия НСДАП является чересчур легалистской[901]. Впоследствии в национал-социализме Юнгер видел вырвавшийся на волю хаос плебейских инстинктов. Но сами по себе эти инстинкты были для Юнгера лучше, чем добропорядочная буржуазность. Исходя из собственных постулатов Юнгер пришел к выводу, что лучше быть преступником, чем благонамеренным обывателем[902].

При оценке отношения Юнгера к нацизму следует помнить, что по своему духовному и умственному складу Эрнст Юнгер был нонконформистом, его жизненный девиз приведен в первом эпиграфе к настоящему разделу. По этой причине и еще по причине незаслуженно тяжелых условий «карфагенского» Версальского мира Юнгер в годы Веймарской республики пребывал в оппозиции «системе», был некоторое время в добровольческом корпусе, затем активно выступал в качестве публициста в праворадикальном журнале «Комменден», потом пытался завершить образование ботаника, но в конечном счете стал писателем, а в политической сфере обратился к разработке теории «нового национализма», целью которой было возрождение национального величия Германии. В 1931 г. в предисловии к 13-му изданию «В стальных грозах» он писал: «Мы потеряли многое, может быть, все. Но одно останется с нами навсегда: благодарные воспоминания о тебе, блистательная армия, и о мощной борьбе, которую ты вела. Сохранить эти воспоминания во времена без совести и без чести – это долг каждого, кто не только своим оружием боролся за великое будущее Германии, но и готов был отдать за эту святую цель жизнь»[903]. Юнгер упустил из виду в своем превознесении идеалов борьбы, войны, товарищества, что тот, кто готов умереть за идею, тот готов убивать тех, кто будет противодействовать этой идее… Иными словами, оперируя идеалами Юнгера, очень скоро можно перепутать детей света и исчадья тьмы…

В качестве убежденного врага «системы» Юнгер был очень желателен на стороне той или иной радикальной партии, но он как убежденный нонконформист уклонялся от этого. Геббельс очень хотел повлиять на писателя в нацистском духе, хотя очень ревниво относился к его литературной славе (тем более что сам пописывал, даже опубликовал роман, впрочем, не пользовавшийся особой популярностью). С другой стороны, Карл Радек отмечал, что привлечение Юнгера на сторону коммунистов – это гораздо лучше, чем получение большинства на выборах. И хотя Юнгер был одно время близок самому радикальному направлению «консервативной революции» – национал революционному, он не поддался и на коммунистическую агитацию. После 1933 г. Юнгер решительно сказал свое «нет» Третьему рейху, невзирая на угрозу жизни и свободе, отказался от почетного членства в Прусской академии изящных искусств (это было серьезной политической демонстрацией), часто вел себя вызывающе и уцелел, по всей видимости, благодаря заступничеству Гитлера, приказавшего не трогать ветерана войны. Нельзя считать Юнгера бескомпромиссным противником нацизма: первоначально Гитлер произвел на него чрезвычайное впечатление. В годы Второй мировой войны Юнгер служил некоторое время на Восточном фронте, затем при штабе немецкого командования во Франции, где написал антивоенное сочинение «Мир» (Der Friede), под влиянием которого самый знаменитый немецкий генерал Второй мировой войны, Эрвин Роммель, примкнул к движению 20 июня 1944 г. В этом произведении Эрнст Юнгер, избегая вопроса ответственности за войну, требовал для Германии равноправия. Такое требование, ввиду соотношения сил после войны и колоссальных преступлений нацистов, не имело никакой перспективы. В политическом и военном отношении Германия десятилетиями после Второй мировой войны была несамостоятельной, к чему Юнгер относился сугубо отрицательно, считая это несправедливым, публично высказываясь об этом[904].

В заключительной стадии войны произведения Юнгера в Германии не печатались. После войны он активно занимался публицистикой до самой смерти. В 1995 г. немецкая общественность отмечала 100 лет со дня его рождения.

В качестве публициста «консервативной революции» Юнгер находился под сильным влиянием Ницше и Шпенглера. Публицистическое произведение, оказавшее на немецкую общественность наибольшее впечатление, – это книга-утопия 1932 г. «Рабочий». «Der Arbeiter» Юнгера – это непосредственная политическая агитация против парламентаризма и либерального экономического и социального порядка ненавистной Веймарской республики.

Сразу надо отметить, что выбор понятия «рабочий» для обозначения того человеческого типа, о котором говорит Юнгер, был не совсем удачным. Оно легко могло вызвать недоразумения, поскольку юнгеровский рабочий не тождественен представителю того общественного слоя, с которым его обычно связывают. По всей видимости, Юнгера не смущал этот термин по той причине, что, по существу, марксистская пропаганда ставила задачу овладения буржуазным образом жизни, то есть достижением такого социально-экономического благосостояния и комфорта, которые прежде не были доступны рабочему. Юнгер определяет тип рабочего как тип мужественного, аскетического склада, поэтому важно не «улучшать жизнь рабочего», но придать ей высший, решающий смысл[905]. Юнгер писал: «Бюргер никогда не испытывает желания помериться силой с судьбой, ибо стихийное лежит за пределами его идеального мира; оно – неразумно, а следовательно, безнравственно. Поэтому он всегда будет стремиться держаться о него на расстоянии, независимо от того, проявляется оно в виде власти или страсти, либо в природных силах огня, воды, земли, воздуха. С этой точки зрения большие города, возникшие на пороге нового века, кажутся нам твердынями безопасности, триумфом стен, уже утративших свое сходство со стародавними крепостными укреплениями, которые при помощи камня, асфальта и стекла берут в осаду саму жизнь, подобно сотам, проникая в ее сокровеннейшие основы. Здесь всякое техническое завоевание всегда означает триумф комфорта, а любая попытка проникновения стихий регулируется экономикой»[906].

В юнгеровской утопии «Рабочий» речь идет не о реальном положении рабочего класса и проблемах рабочих, а об идеальном образе (Gestalt) рабочего, как и в книге Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» (Brave New World), правда, антиутопии, завершенной в том же году. В обеих книгах говорится о современной технократии и о необходимости приспособления современного человека к свойственной ей железной иерархии. Современная утопия – это прежде всего научная утопия, связывающая смелые надежды на построение общества гармонии и равенства со способностью человека покорять силы природы. При этом подходы Хаксли и Юнгера диаметрально противоположны – то, что Юнгер утверждает, Хаксли с отвращением отвергает. Образцом подражания для современных утопий (в том числе и для Эрнста Юнгера) были романы Герберта Уэллса «Современная утопия» (1905 г.), «В дни Кометы» (1906 г.). Напротив, в «Дивном