Наварин (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

вынудят меня продолжать наступательные действия к Константинополю, то чтобы вверенный вам флот соображал свои действия по моим повелениям и с того времени поступил бы совершенно в мою команду…»

На отряде Рикорда продолжали лихорадочно готовиться к боевым действиям. Артиллерийские учения сменялись абордажными, а ружейные – парусными. Историограф эскадры не без хвастовства отмечал: «Марсели с двумя взятыми рифами крепили в 1¾ минуты…»

На горизонте в пределах видимости отрабатывала такие же учения и английская эскадра. Нервы у всех были напряжены до предела – схватка с бывшими союзниками могла начаться каждую минуту.

Утром 2 сентября Дарданельские теснины огласились дружным русским «ура» – это из Пороса, наконец-то, подошли долгожданные корабли Гейдена. Впереди бессменный флагман командующего «Азов», за ним в кильватер «Иезекииль», «Князь Владимир», Лович», «Наварин», «Усердие» и «Ахиллес». Орудийные порты были открыты – это значило, что эскадра готова немедленно вступить в бой!

Теперь мы имели у Дарданелл семь линкоров, три фрегата, корвет и два брига – силы вполне равные с англичанами. Это значило, что победа бывшим союзникам уже не светила. Взвесив все за и против, опытный Малькольм сразу же предпочел удалиться.

– Ну что же половина дела, кажется, сделана! – удовлетворенно хмыкнул Гейден, глядя в зрительную трубу на удалявшихся британцев.

Не теряя времени, он отправил к Эносу капитан-лейтенанта Нахимова. Наставлял кратко:

– Главное, как можно скорее привези последние новости из действующей армии! Мы всегда должны опережать англичан в информации! Это залог победы!

– Слушаюсь! – козырнул немногословный капитан-лейтенант Нахимов.

Корвет «Наварин» на всех парусах поспешил к Эносу, откуда можно был в любую минуту ждать новых курьеров.

* * *

В те дни общий клич русской армии был предельно короток:

– На Константинополь!

После жесточайших эпидемий ряды наших войск были весьма малочисленны – всего каких-то 12 тысяч пехоты и 5 тысяч кавалерии при 100 пушках. Но это было войско уже вкусившее радость победы, и остановить его было невозможно!

Опасаясь провокационных действий английского и французского флотов, Николай писал в те дни Дибичу: «Одобряю во всех отношениях принятые вами меры, но настаиваю, чтобы в том случае, если переговоры прервутся, вы направили отряд войск к Дарданеллам. Дабы быть уверенными, что незваные гости не явились там для вмешательства и вреда делам нашим… Наконец, если вы у Дарданелл, то положительно откажите в пропуске всякому иному флоту. Кроме нашего. Если же употреблять силу, вы ответите пушечными выстрелами. Но от сего да оборонит нас Бог».

На окраине Константинополя появились казачьи разъезды. Местные обыватели с воплями разбегались от лихого казачьего гика.

На улицах турецкой столицы глашатаи зачитывали султанский фирман о мобилизации всех правоверных.

– Я со знаменем пророка Мухамеда в руках лично поведу своих поданных в последний бой! – храбрился Махмуд Второй. – Я сотворю чудо, достойное славы Аллаха!

Готовясь к «героической борьбе», султан ездил по городу во французской карете. Жители плевали ему вслед:

– Пусть будет проклят тот, кто пересел в презренную повозку франков с гордого арабского скакуна!

Мухмуд II

Султану могли простить многое, но никак не попрание обычаями предков. Французской кареты Махмуду не простили, и на его храбрый призыв никто не откликнулся. Вместо героической защиты началось повальное бегство. Первыми удрали ближайшие сановники. За ними побежали и все остальные. Британский посол Эйсмут позднее с нескрываемой горечью вспоминал об этих тревожных днях: «Всяк норовил удрать подальше с широких адрианопольских равнин. Возглас: спасайся, кто может! – слышался из каждой подворотни!»

Одновременно воспрянули духом недобитые янычары. Выбравшись из вонючих подвалов, они взялись за свои кривые кинжалы, чтобы отрезать голову ненавистному Махмуду. Константинополь снова, как и три года назад был на грани мятежа, способного смести власть.

– Барыш! Дай нам барыш или умри! – кричали теперь под окнами султанского дворца толпы людей.

«Барыш» по-турецки – это мир. Уставший от войны народ желал мира!! Почувствовав опасность, от падишаха отстранились даже ближайшие помощники. Верными остались лишь меченосец Селигдар-ага и адъютант Авай-бей. Убитый горем султан Махмуд твердил теперь своему верховному визирю Юсуфу-Кодже одно и то же:

– Отдавай московитам все, что угодно, но останови их!

Как раз в это время к Дибичу прибыл курьер от прусского посланника в турецкой столице Рейера. Он привез письма от французского и английского послов. Граф Гильемино и Роберт Гордон стенали, что дальнейшее продвижение русской армии приведет к неминуемому краху Высокой Порты, как государства, вследствие чего наступит всеобщий хаос. Послы заклинали нашу армию остановиться и начать переговоры. Они давали понять, что султан Махмуд готов на все условия. Вопли вчерашних союзников означали лишь одно – турки молят о пощаде!

Одновременно к султану отправился прусский генерал-инструктор Мюффлинг, уполномоченный своим королем, предложить посредничество на переговорах с русскими.

– Дальнейшее упорство будет гибельным как для вас, так и для всего европейского равновесия! Подписав мир сейчас, вы спасете Высокую Порту. Продолжая сопротивляться, вы отдадите русским Константинополь навсегда!

– уговаривал Мюффлинг султана.

– Во имя спасения империи я согласен! – еле слышно произнес Махмуд Второй после долгого молчания.

В тот же день на главную квартиру Дибича были посланы Тефтердар- Мехмет-Садик-Эффенди и кади-аскер Анатолии Абдул-Кадир-Бей с полномочиями вести переговоры о заключении мира. Выслушав их, Дибич остановил армию.

Впоследствии многие вполне обоснованно упрекали Дибича, что он остановил армию на самом пороге Константинополя. Войди он туда и слава Дибича, как полководца, не имела бы равных. Можно с уверенностью сказать, что будь на его месте великий Суворов, то он бы на такой шаг, безусловно, решился. Но Дибич не был Суворовым. Немец по своему происхождению, он, как истинный немец, педантично и точно исполнял все указания императора, а коль высочайшего приказа занимать Царьград не было, значит, и делать этого не следовало. Увы, русская армия так и не вступила под сень храма Святой Софии. Уникальный исторический шанс был упущен.

18 августа боевые действия были повсеместно приостановлены и начались мирные переговоры. С нашей стороны уполномочены вести переговоры были генерал-адъютант граф Орлов, и тайный советник граф Пален. Переговоры шли быстро, и уже 14 сентября во дворце Эски-Сарай, где располагалась штаб-квартира Дибича, был заключен мир, вошедший в историю, как Адрианопольский.

День подписания мира совпал с днем вступления в Москву Наполеона в 1812 году, в чем многие в нашей армии увидели перст судьбы.

– Семнадцать лет назад мы отдали врагу на поругание свою столицу, а теперь сами стоим у врат Царьградских! Величие России достигло своего зенита! – обменивались мыслями офицеры.

Справедливости ради, надо вспомнить, что и здесь султан Махмуд проявил свою азиатскую сущность. Подписав мирный договор,