Наварин (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Территория Греции на 1832 год

17 октября во дворце Эски-Сарай состоялся размен ратификационных грамот. С этой минуты мирный договор считался вступившим в силу. Присутствовавшие на размене грамот офицеры кричали «ура». Дибич и начальник штаба Толь плакали от радости. Несколько дней спустя военные действия были приостановлены и начались мирные переговоры.

В те дни к России отошел берег Черного моря от устья Кубани до форта Святого Николая, острова в Дунайской дельте, ну а русским купцам, везущим свои товары через проливы, отныне следовало оказывать почет и уважение. На Кавказе турки подтверждали нашу власть над Анапой, Поти, Ахалцыхом, Ацхурой и Ахалкалаками. Помимо этого, турецкая сторона выплачивала нам все военные издержки в сумме 10 миллионов голландских дукатов. Но это было лишь началом переговоров.

Но наши дипломаты граф Пален и граф Орлов, вовсе не торопились возвращаться в Петербург.

– Поговорим теперь о Греции и Сербии! – объявили они свою волю туркам.

И те молчаливо согласились принять все их условия. Отныне единоверная Сербия получала автономию, особые права и преимущества оговаривались для Молдавии и Валахии. Что касается Греции, то она отныне становилась полностью самостоятельной от своих вчерашних властителей.

Зима 1829 года на Кавказе была тревожной. Турки зализывали свои раны, зато зашевелились персы, которые начали стягивать свои войска к Араксу. Одновременно пришла и трагическая новость из Тегерана, где толпой мусульман-фанатиков был растерзан посол и поэт Александр Грибоедов со всем и сотрудниками своего посольства. В совершенном злодеянии просматривалась деятельность английских агентов. Известие из Тегерана возмутила всех. Убийство посла в восемнадцатом веке – дело неслыханное! Трусливый канцлер Нессельроде призывал в письмах Паскевича не поддаваться на провокации и не обострять отношений с персами. Но генерал был настроен решительно.

Иван Фёдорович Паскевич

– Передайте своему шаху Абасу-мурзе, что я истреблю всю династию Каджаров от мала до велика! – велел он передать отпущенному домой пленному персидскому сарбазу. – И пусть не надеются попасть в рай к гуриям – я их буду вешать! Единственное спасение – это просить прощения у русского царя через одного из персидских принцев.

Угрозы Паскевича свое действие возымели, и персидский шах унялся. Войско его разошлось по домам. Наследник Аббас-Мирза убедил шаха отправить с этим поручением в Петербург старшего сына Аббаса Хозрев- Мирзу.

– Слава Богу, одних пугнули, а вторых уж как-нибудь отлупим! – повеселели наши.

Первыми кампанию 1929 года открыли турки. Пока наши собирались в неблизкий поход по горам, турецкая армия преодолела горные перевалы и подошла к Ахалцыху. Немногочисленный гарнизон крепости во главе с князем Бебутовым встретил их, как и подобает русским солдатам. На предложение сдаться комендант ответил презрительным отказом:

– Возьмите нас, коль сможете!

Имея восьмикратное превосходство, турки начали яростный штурм. Гарнизон отбивался «ружейным огнем, нарочно заготовленными каменьями, гранатами и бомбами».

Из хроники войны: «Возбужденные опиумом, турки, с совершенным презрением опасности, около часа, с исступлением и упорством лезли на стены, не останавливаемые ни градом пуль, ни ручными гранатами, ни картечью. Хладнокровное мужество русских все выдержало и, наконец, восторжествовало: неприятель отступил, продолжая ружейную пальбу. Раздраженные неудачею, турки предались грабежу, распространяя гибель и опустошение во всех концах предместий и не щадя даже единоверцев своих…»

Наши отбились!

Делать было нечего, и турки начали осаду. Но и здесь ничего не вышло. Каждое утро, просыпаясь Ахмет-Бек, спрашивал:

– Как там Ахалцых?

На что помощник-миримиран, потупив глаза, отвечал неизменное:

– Все так же пребывает в безумии неверных!

Спустя две недели к Ахалцыху подошла помощь, и, оставив четыре тысячи трупов, турки бежали.

– И чего приходили? И чего хотели? Мы и понять-то ничего не успели! – шутили в те дни в Ахалцыхе.

Одновременно с успешной обороной Ахалцыха на черноморском побережье отряд генерала Гесса изничтожил 8-тысячный турецкий корпус. Он исчез, словно его никогда и не было вовсе. Инициатива снова была в наших руках!

К середине мая Паскевич стянул главные силы Кавказского корпуса к границе, а затем двинул на Ардаган. Хотел, было, сразу завернуть и на Эрзерум, да не успел, турки собрали там уже большую армию.

– Ладно, Эрзерум оставим на сладкое, а пока порезвимся в горах армянских! – не опечалился на это известие Паскевич. – Играть марш-поход!

Дорогу нашим солдатам преграждала 20-тысячная армия командующего турецкими силами на Кавказе Гагки-паши. Турецкий командующий нападать не торопился, поджидая подхода к себе 30-тысяч сераскира Гаджи-Салеха, имевший почетный титул первого храбреца Порты. План Гагки-паши был гениально прост.

– Пусть каждый правоверный заберет с собой в могилу по одному неверному! – говорил он своему окружению. – А так как войск у нас больше, то мы и победим!

– Высок твой ум, непобедимый! – кланялись паше отрядные начальники. Однако и Паскевич без дела не сидел. Стремительным маневром он втиснулся между двумя турецкими армиями.

– Теперь мой корпус похож на корабль. Я обрубил якоря и пускаюсь в море, не оставляя себе обратного пути! – сказал генерал-майору Муравьеву Паскевич во время этого стремительного марша.

– Тогда поднимем все паруса и будем крепче держать штурвал! – отозвался тот.

Спаги Гаджи-Салеха отважно атаковали недвижимо стоявшие русские пехотные каре, но повсеместно были побиваемы. А затем зарокотали полковые барабаны и каре мерной поступью двинулись на врага. Вид сомкнутого, ощетинившегося штыками, строя охладил пыл самых отчаянных сорвиголов. Под напором русской мощи спаги подались назад, а потом и вовсе обратились в самое постыдное бегство. Впереди всех на горячем арабском скакуне удирал храбрейший Гаджи-Салех. Беглецов преследовали драгуны и казаки. На плечах врага они ворвались в лагерь сераскира.

Утром следующего дня наступил черед и самого Гагки-паши. Его лагерь был атакован с той же решимостью.

– Откуда взялось войско гяуров, не с неба же оно на нас упало? – был ошарашен внезапным появлением армии Паскевича Гагки-паша.

Не выдержав удара, турки опять бежали. Паскевич во главе конницы лично преследовал остатки неприятельского воинства. Среди пойманных казачьим арканом оказался и Гагки-паша. Турецкий командующий оказался строптивым, а потому казаки сгоряча надавали ему тумаков. Когда пашу привели к Паскевичу, он с возмущением показал на свой заплывший глаз:

– Ваши казаки не оказывают должного почтения досточтимым особам!

– Простите их великодушно, – развел руками Паскевич, – Но ранее им столь досточтимые особы еще не попадались. Вы первый!

Пленнику дали кофе с трубкой, и он успокоился.

– Кысмет! – говорил он, качая головой. – Судьба войны непредсказуема! Еще недавно я повелевал двадцатью тысячами воинов, а теперь я бесправный пленник!

Эффект молниеносной победы над