Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

ибо желудок был пуст, одна была лишь мечта что-либо пожевать. Он спросил: «Ты откуда, товарищ?» на чистейшем русском языке. «Я из России», – ответил ему, подозревая, что он тоже русский, но я ошибся. Мой собеседник по сторонам оглянулся, шепнул на ухо: «Ваши вышли к Днепру!» – повернулся и ушел в сторону вокзала. Следующий раз он меня встретил с товарищем, который назвал себя Стефаном, а мой первый знакомый назвался Петером. Я назвал свое имя, так мы познакомились. Здесь мы договорились, что Стефан будет в деревне встречать меня и передавать продукты, когда я буду проезжать мимо их деревни вечером обратным рейсом.

С каждым днем мы все ближе сближались с румынскими товарищами. Население города стало относиться лучше к нам, мы стали чаще получать передачи от них, и с питанием несколько улучшилось дело.

В воскресные дни нас забирали товарищи к себе, кормили, а вечером отвозили и сдавали снова под охрану. Из бесед с румынскими коммунистами мы не раз слышали о том, что в человеке должна быть своя гордость, свое достоинство, самое страшное для человека – это голод, он делает человека зверем, последний забывает даже близких и может пойти на любое преступление. Ибо духовно этот человек уже мертв, и, чтобы этого не произошло мы, коммунисты, должны предотвратить это с нашими русскими товарищами. Однажды во время очередного посещения румынских товарищей Петер, к которому мы пришли, порадовал новостями. Здесь уже был Стефан, с которым мы ранее познакомились. Румынские товарищи рассказали нам, как и в каких условиях они работают, рассказали о строении Румынской коммунистической партии. Мы, в свою очередь, рассказали им о Советском Союзе, как у нас проходит работа.

Во время беседы хозяин квартиры поднялся из-за стола, пригласил нас в спальню, в углу в зеркале был вмонтирован приемник, подойдя к нему, повернул ручку, показался зеленый огонек, стало слышно тихое потрескивание, затем стало слышно какие-то непонятные слова, повернув ручку еще раз, мы услышали свою, русскую речь: «Внимание. Внимание, говорит Москва! Наша радиостанция работает на волне, – тут на радостях я дальше прослушал слова диктора, – передает сводку Совинформбюро о победах на фронтах нашими соотечественниками».

У меня запершило в горле, на глазах появились слезы радости за наших русских солдат, одерживающих победу. Я не плакал, когда меня пытали в концлагере, а сейчас, когда услышал родную речь из нашей столицы, не выдержал, заплакал.

А диктор все продолжал говорить о боевых трофеях, захваченных в этой операции. Не успел диктор закончить передачу, как вошла хозяйка, что-то сказала Петеру. Тот быстро выключил приемник и спрятал снова в зеркало.

Оказывается хозяйка все это время, как мы слушали Москву, стояла на улице, наблюдала за домом. Петер извинился перед нами и сказал, что если узнает сигуранца (гестапо), что мы слушали «Голос Правды», то мне несдобровать «вторичного попадания в застенок, не имею никакого желания».

«А вам я тоже советую уходить и пробираться к своим…» Долгое время мы не встречались. Как я ни пытался встретиться с ними, их никого не смог встретить.

Как-то вечером я не успел поставить машину во двор, меня позвали в барак. Здесь я увидел жандармов из полевой жандармерии, все вещи, вся солома были перевернуты, видимо, был тщательный обыск. Мне приказали следовать с жандармами, не дав попрощаться с товарищами. В жандармерии сразу начался допрос, полилась брань, угрозы, но бить пока, видимо, не думали. Одно предлагали – откуда все узнавали сообщения о Советской Армии, которые передавали цивильным рабочим, кто передавал вам питание в деревне. Я сразу догадался, что это донес на меня Лесник, с которым последний раз я беседовал. Видя, что я молчу, шеф приказал спустить меня в подвал. Но на следующее утро меня вызывают снова к шефу, где я увидел своего управляющего. Оказывается, он упросил отпустить меня на несколько дней, так как сейчас с шоферами плохо, их сразу не найти, а дрова нужны. Меня отпустили, на этот раз я легко отделался от сигуранцы.

Вечером этого же дня мне посчастливилось встретить Петера и рассказать ему о случившемся. Он сразу же сказал: «Вам нужно уходить, и как можно скорее». Я было начал говорить, что на нас полосатые костюмы, нас моментально сцапают. На это я получил ответ: «Мы с товарищами что-нибудь придумаем». Со следующего дня он начал приносить передачи, мы их прятали во дворе. Как-то однажды нам была передана гражданская одежда. Оставаться для нас здесь было уже опасно, нас с Василием могли отправить, при том что со дня на день ожидался вместо меня гражданский шофер.

Ночью следующего дня мы тихо прошли на улицу, забрав продовольствие, тут же, сбросив полосатые костюмы, вышли на улицу и подались в лес и далее на восток, а через 4 месяца, пройдя 600 км, перешли линию фронта. Нам вручили советское оружие, для нас это было событием, или, как мы его назвали, вторым днем рождения. Благодаря этим хорошим товарищам сейчас я живу. В 1957 году меня восстановили в члены КПСС, которой я обязан всем, что у меня есть дорогого, чтобы оправдать это большое доверие после долгих мытарств и скитаний по концлагерям.

Баканов Г. А.

13 июня 1961 г. Марийская АССР, г. Волжск

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 4. Л. 82–88 об.

№ 87

Мой № 2080. Откликнитесь, кто жив!

Я, Безуглов Илья Антонович, много слышу о фашистских лагерях смерти, это о Бухенвальде. Но хочу рассказать людям о небольших лагерях. Которые были на территории Германии, которые малоизвестны, но там тоже боролись с фашизмом. Пару слов о себе. После объявления войны с Германией 26 июня я был направлен в 224 отдельный зенитный дивизион в прожекторную роту корректировщиком. После того, когда наша часть вернулась из Ирана, мы стояли на охране г. Баку. 7 января 1942 г. по приказу тов. Сталина была сформирована в г. Баку бригада № 143, которая приняла бой с фашистами на Керченском участке фронта в направлении села Владиславка, в первый день боев немцы понесли большие потери. Как сообщило наше Совинформбюро, немцы за один день боев с бригадой 143 потеряли 60 танков, не говоря о мелких других потерях. Имелись потери и у нас. Мы заняли село Карпечь. В мае месяце немцам удалось разбить наши части, и мне удалось перебраться на плоту с товарищами в количестве 14 человек на косу через пролив, потом добраться до Темрюка (Кубань). В ст. Красноармейской меня направили в офицерское училище. Но по приказу командования нас отправили в Новороссийск. А из Новороссийска в 1942