Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

году в июне месяце на корабле «Ташкент» были доставлены в город-герой[148] Севастополь, где и окончилась моя военная деятельность как рядового солдата. 29 июля 1942 года фашисты на подступах к Инкерману подобрали меня, раненого. После этого нельзя коротко описать мои хождения в плену фашистов. Но одно основное хочу подчеркнуть не о себе, а о людях, находившихся в плену, далеко от родины, любящих ее и помогавших другим людям, несмотря на то, что это касалось их личной жизни.

После двух побегов из плена я отбыл фашистский карцер 21 день. (Затем) нас направили работать в шахту г. Дордсфель на окраине г. Дортмундта. Шахта была под номерами 1–4–5–6, как немцы давали команду, которая и сейчас не забывается: айн – цвай – фюнф – зекс. Несмотря на то что здесь же был лагерь русских пленных в количестве примерно 1500 человек, нас держали на особом положении. До шахты нас конвоировали: на 5 пленных 1 конвоир. Кроме того, (перед тем) как выводить из лагеря весь строй обтягивали стальным тросом, что было сказано: выйти за трос – смерть. Но люди, преданные родине, не боялись. Они смогли подделать ключ от ворот лагеря, где был массовый побег, конечно, некоторые погибли. С шахты 5–6, которая была рядом с лагерем, несколько человек бросились бежать. Из них один был убит, один ранен в ногу и одного взяли целым. Судьба остальных неизвестна. Так, (того), которого они взяли живым, перед строем казнили. Фашист его избивал, проткнул живот штыком, три раза выстрелил из пистолета и потом добил его железиной, которая подвернулась ему под руку.

Но это не сломило дух российских людей. Имена героев лагеря, которые не думали о себе, а думали о людях, которые находились в фашистских застенках, назвать я их имена не могу. У нас были просто клички. Пека. Кто ты и где ты? Отзовись! Ты первый, которого я узнал в застенках фашизма, который беспокоился, как спасти людей. Ты нам говорил: «По команде вы должны открыть окна, двери бараков, другие откроют ворота, чтобы немцам не удалось нас перебить, как цыплят».

Я тебя спрашивал, как твое имя, а ты говорил: «Меня знают во многих лагерях как Пека». Да разве все упомнишь, прошло много лет, но основное не забывается. Назову еще несколько товарищей, которые спасали жизни людям. Это Коля-лейтенант, который имел орден Красной Звезды за финский фронт. Это Закир-татарин, который любил поиграть в карты на пайку хлеба, но который никогда не боялся немецких конвоиров и ни перед кем не преклонялся. Я хорошо помню Кольку, ростовского земляка, который, рискуя жизнью, лазил в кладовую и воровал у полицаев хлеб, который, не жалея, отдавал нам, хотя его неудача могла кончиться его жизнью. Я помню Володьку из Донбасса, который вместе со мной готовился открыть двери и окна бараков по команде Пеки. Но помню и других наших «русских», которые стремились отдать сто (наших) жизней, лишь бы выжить. Назвать фамилию не могу, но вот его кличка: Васька Шакал. Его знал весь лагерь. И второй Василий в лагере штрафников. Если он жив, то пусть хоть в нем пробудится совесть, это тогда, когда меня загнали в лабу, а я не стал работать, ссылаясь на ранение руки. Так он сказал, что он больше меня работает, хотя он в то время уже был доходяга, за что меня немцы избили.

Последнее хочу посвятить моему заступнику по кличке Колька Рыжий. Нам с ним пришлось бежать из шахты «Вальзум», где она находится, я не знал. Я жил всегда в застенках. Так вот, когда нас поймали и немцы с русскими полицаями начали издеваться над нами, то на его долю выпало больше, потому что он был весь татуирован. Но фашисты успокоились лишь тогда, когда мы оба под большим напором холодной воды потеряли сознание.

Передайте мой привет… людям, которые что-то сделали, чтобы спасти мою жизнь. Еще раз повторяю имя, фамилии не знаю, это – Пека, Коля-лейтенант, Закир, Колька ростовский, Владимир из Донбасса и Колька Рыжий. Прошу откликнуться. Я по лагерю ИЛЬЮШКА. Мой № 2080.

После войны работал на Челябинском металлургическом заводе коксохимическом производстве машинистом. Имею семью, хорошую квартиру и двух детей: дочь и сына. В этом году собираюсь уходить на пенсию по старости.

Но как-то страшно мне, кажется, я что-то еще не сделал.

Безуглов И. А.

11 апреля 1965 г. г. Челябинск

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 5. Л. 9–13 об.

№ 88

Исповедь бывшего узника фабрики смерти

Я – бывший узник – гефлинг № 62 825—74 973 концлагеря Заксенхаузен, дважды бежавший с фашистской фабрики смерти, откуда на сегодня мне самому кажется это не осуществимым, и все же это был факт.

В моей памяти предстало все то страшное, пережитое мною, в один миг всплыло в памяти: ночь, густой туман, мой спутник побега, лай собак и перекличка эсэсовцев; вот прошел опель-плац, близко здание с воротами, часового на балконе за пулеметом не слышно, не слышно и часовых на воротах. Итак, побег, водосточные трубы, изоляторы с проводами высокого напряжения, все побеждено, и все же уйти дальше клинкеля не пришлось, и снова побои эсэсовцев, и снова мечта о побеге, о соединении с товарищем Падасьян Терентием, который находился на клинкеле.

Все то прошлое, что страшнее смерти, – позади, ибо смерть для нас, смертных, была не страшна. В один миг я представил ту картину страшного прошлого, пережитого мною, я не верил себе, не верил своим глазам, которые и сейчас при воспоминании наполняются слезами горя и радости, действительности, я щупал себя: жив ли я? Действительность ли это? И все же это действительность.

…Уверенность, сила духа – морали, гордость за свою Отчизну и спаянность всех обездоленных, обреченных на смерть – все это помогло нам, немногим, остаться в живых благодаря действию подпольных коммунистических организаций, людей, боровшихся и там, в застенках против общего врага – гитлеровских палачей. Пережили то нечеловеческое, называлось страшнее смерти, лишь потому, что смерть для нас, смертных, была не страшна и мы, советские люди, вселяли веру в Победу над гитлеризмом узникам всех наций и стран.

Многие считают, что я был сожжен в крематории, однако мне помогли немецкие братья-коммунисты, сменивши номер, постарались временно зачислить в команду по расчистке и извлечению бомб в Берлине. А спустя неделю я был отправлен на Хейнкель.

Как мне хочется узнать о судьбе Вилли, блокарбайтера с Хейнкеля, Ганс, Курт (говорил по-русски), итальянец Бадольо, Вилли – штубовый Заксенхаузена, оренбургский паренек Володя, с