Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

Увидев, что Цзинь Лань придушила кошку – да так, что та судорожно сучила всеми лапами, Ди Ишэн решил, что кошку решили умертвить, и врезал кулаком по спине мучительницы. Цзинь Лань отлетела в сторону, а кошка обрела избавление. Но приземлившись, она не удрала, а, выпрямив передние лапы и подогнув задние, села с поднятой головой и словно судья принялась холодно наблюдать за разборками Цзинь Лань и Ди Ишэна.

– Если бы я задержался, ты бы и кошатину начала есть? – орал евнух голосом гусака.

– И что с того, если бы съела? – ответила женщина. – Я не позволяла ей лопать сереньких, так она показала норов и перестала их ловить! Эти два дня грызуны устраивают на кухне кавардак, ты разве не слышал?

Фуцзядяньцы привыкли называть мышей серенькими.

– А почему ты не давала ей есть мышей? Сама их ешь, что ли? – не успокаивался Ди Ишэн.

– Да хоть бы и так, только я тоже не ем такую дрянь. Разве ты не слышал, что за трупики сереньких деньги дают?

– Да ладно, брехня это. Ты сходи-ка на улицу, увидишь – если где в доме поймали мышь, ее выбрасывают наружу. Коли знаешь, как поменять мышей на деньги, то не отнимай съестное у своей кошки, а просто собери лежащее на улице!

Цзинь Лань разочарованно смотрела на Ди Ишэна.

– Ты ведь говорил, что сегодня уйдешь на целый день. Чего так рано вернулся?

– Это все по милости постоялого двора «Три кана». – Ди Ишэн сплюнул мокроту и, недовольный, продолжил: – Я теперь куда ни пойду, все от испуга запирают ворота!

Цзинь Лань рассмеялась:

– Так ты же не больной, чего им бояться? Ба Инь заразил У Фэнь, потому что они спали на одном кане, лицом к лицу, уста в уста. Ты же не был с У Фэнь так близок, как мог заразиться? Опять же Комитет по борьбе с эпидемией разве у нас тут все не продезинфицировал?

– Да будто бы кто знает, как передается эта зараза! Кто-то говорит, что если серенькая коснулась чашки, а ты потом ее использовал, то можешь заразиться. Другие утверждают, что если мышь пробежала по кану, а ты потом там поспал, то тоже подхватишь болезнь.

– Ну тогда я чаще буду мыть чашки и протирать кан, этого ведь достаточно? В любом случае, колодец у нас рядом, воды на такое дело хватит. Даже не знаю, сколько народа уже заболело. Ты не спрашивал?

– Как же, не спрашивал… В здании Торговой палаты на Восьмой улице изолировали пятерых заболевших, среди них только один как-то связан с постоялым двором.

Цзинь Лань тут же поинтересовалась, кто это.

– Это Чжан Сяоцянь, у него такой жар, что на ногах не держится, вчера вечером жена и троюродный брат его на носилках принесли.

– А тех, кого туда доставили, смогут вылечить? Мне не верится. Если вдруг ты заболеешь, то я тебя туда не отправлю, не доверяю я им. Я бы народными средствами наверняка тебя исцелила.

– Ты так беду на меня не накличешь? – Ди Ишэн хотя слегка и рассердился, но поскольку в словах женщины все же слышались забота и привязанность, то его тон сразу смягчился. – И как ты собираешься исцелять? Можно мне узнать твои народные средства?

Цзинь Лань жеманно ответила:

– Ты меня только что по спине сильно стукнул, ох, чуть от боли не померла. Сначала хорошенько разотри мне спину, а я потом тебе расскажу.

Евнух понял, что женщина соскучилась по его мягким рукам. Он задрал на ней одежду и принялся легонечко массировать. Забавно сказать, но на лицо Цзинь Лань была вся рябая, а вот тело у нее было что привольная равнина, нежное и гладкое. Если сравнить кожу на ее лице с грубой мешковиной, то тело ее было покрыто идеальным шелком. Получив внимание, женщина аж замурлыкала от удовольствия. Желтая кошка же огорченно опустила голову и убежала.

Ди Ишэн хотя и был невысокого роста, но руки и ноги у него были на удивление длинные и ловкие. Он умел не только клеить праздничные фонарики, но и чинить себе носки. Евнух был полноват, при ходьбе подбородок его колыхался, казалось, жирок вот-вот отвалится от его нижней челюсти. Он не любил жару и часто потел, поэтому его нательную рубашку каждые два-три дня следовало стирать. Одеяло, которым он накрывался, приходилось частенько распарывать и менять начинку, иначе запах пота пропитывал его и одеяло омерзительно воняло.

У Цзинь Лань всегда были сомнения насчет причин, по которым Ди Ишэн покинул императорский двор. Она спрашивала его: ведь при дворе всегда имеется что поесть и попить, зачем же уходить и перебиваться впроголодь? Евнух отвечал лишь, что соскучился по дому, вот и ушел оттуда. Следующий вопрос был: а что же он там делал? Ди Ишэн отвечал кратко: «Хм, а что нам еще там можно делать, как не прислуживать?» И больше ничего не добавлял. Однако когда речь заходила о жалованье, евнух, напротив, ничего не утаивал, по его словам, получал он по низшему разряду, каждый месяц выходило два ляна[29] серебра, шестьсот-семьсот медяков и до двух цзиней[30] риса. У Цзинь Лань имелись подозрения, что Ди Ишэна из дворца определенно выгнали. Поскольку он не был старым или немощным, то выпроводили его не за неспособность к работе. В таком случае очень вероятно, что он как-то там провинился и его выставили вон в наказание. Правая нога у него была переломанная, на ней остался шрам; Цзинь Лань думала, что ногу ему эту специально сломали, и вовсе не поскользнулся он на пороге, как рассказывал сам евнух. А еще по ночам, накануне выпадения дождя или снега, травмированная нога у Ди Ишэна начинала ныть, поэтому он всегда точно предсказывал непогоду.

Каждый раз, когда руки евнуха касались ее кожи, Цзинь Лань испытывала невыразимое удовольствие. Ван Чуньшэнь хотя и был ее мужем, но не готов был подарить ей ни капельки тепла, а Ди Ишэн дарил ей все, что мог дать. В ее глазах именно он и был ее мужчиной. Она даже думала, что если однажды Ван Чуньшэнь с ней разведется, то ей нечего бояться, ведь у нее есть Ди Ишэн.

Цзинь Лань таяла в наслаждении, но вдруг услышала шорох мышей под печкой. Женщина собралась было их шугануть, но не хотела уходить из-под рук Ди Ишэна. Опять же, подумала она, там лежала только одна морковка, которая почти ничего не стоила, поэтому если мышам по вкусу, то пусть грызут. Однако Цзинь Лань и представить не могла, что Ди Ишэн, услышав возню мышей, вдруг выставит руку и бросится к печи. Не успела она и глазом моргнуть, как он накрыл мышь ладонью. Ловя мышей, он распластался на полу и замер, прямо как настоящий кот! Когда евнух с победным видом поднял визжащего серого мышонка, женщина не смогла сдержать удивление: «Я и подумать не могла, что ты еще и сереньких ловить умеешь!»

И тут у Ди Ишэна с языка сорвалось: «Уж сколько лет этим не занимался, оказывается, все еще могу хватать их одним движением! Раньше, когда я жил во дворце, то голыми руками за день ловил шесть-семь штук». Договорив, Ди Ишэн справился с охватившим его ознобом, бросил мышь и глубоко вздохнул, затем с треском вкатил сам себе оплеуху и, скорчив плаксивое лицо, пожаловался: «И как это я ее не утратил, мою сноровку…»

Избежавшая смерти мышь, упав на пол, растерялась, несколько раз вздрогнула всем телом и только после этого улизнула. Наверное, ей больше не захочется вернуться к людям.

Цзинь Лань замерла. На самом деле еще в тот самый момент, когда евнух поймал мышь, женщина поняла, чем он занимался во дворце. Она ничего ему