Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

Сунгари вода унесла все скошенное и подсушенное сено. Когда же вода отступила, то свежескошенное сено обложили штрафами под предлогом того, трава на берегу находится в зоне отчуждения КВЖД и ее нельзя косить просто так. В подобных условиях цена на сено не могла не подняться. Волоча на спине солому, Цзи Юнхэ матерился всю дорогу домой. Вязание пугала – это отдельное ремесло, не каждому оно подвластно. Цзи Юнхэ попробовал сделать сам, но после неудачи пришлось ему за шэн[31] проса нанять мастера. Когда соломенных человечков связали, он подставил к вязам лестницу и прочно закрепил на верхушках деревьев пугала с раскинутыми вширь руками.

От злости Цзи Юнхэ готов был плеваться кровью, когда увидел, что вороны при виде пугал ничуть не испугались и ведут себя как прежде, а некоторые даже усаживаются на пугала и превращают их в теплые гнездышки! Мужчина яростно скрежетал зубами и жалел деньги, потраченные на солому, и просо, которым заплатили вязальщику.

Зерновая лавка больше всего привлекает два вида существ: воронов с неба и мышей из земли. Поэтому хозяева зерновых лавок, как и владельцы постоялых дворов, должны держать кошек. Раньше кошки, наловившись ночью мышей, днем могли дремать на кане, а вечером еще и получить от хозяина вкусняшки со стола. Но стоило начаться эпидемии, как Цзи Юнхэ начал бояться не только мышей, но и кошек. Ведь те, поймав мышей, съедали их. На взгляд Цзи Юнхэ, кошачьи когти и рот были столь же опасны, как винтовки со взведенным курком. Он велел Ди Фангуй каждый день купать кошку, не пускать ее на кан и не давать ей приближаться к столу. Кошкины радости разом закончились, что ей, конечно, не понравилось. При этом в разгар зимы еще приходилось каждый день мокнуть в лохани с водой, обида кошки была написана у нее на мордочке. Она морщила носик, плотно сжимала губы, в глазах проступала тоска.

Зерновая лавка у Цзи Юнхэ была построена из дерева. Склад занимал основную часть, а на одном из краев оборудовали жилой угол. В складской части здания потолка не имелось, а в жилой наклеили бумажный. Каждый год перед Праздником весны на бумажный потолок следовало наклеивать новый слой. Для мышей бумажный потолок был что сладкое многослойное печенье. В ночные часы им нравилось проскользнуть поверх потолка и с треском грызть клейстер. В прежние времена по ночам Цзи Юнхэ, услышав наверху колготню мышей, продолжал себе спать, но сейчас малейший мышиный шорох заставлял его сердце холодеть, а пульс – учащаться. Он боялся, что какая-нибудь мышь прогрызет потолок, ненароком кувыркнется прямо ему на лицо и заразит его чумой. Поэтому стоило ему заслышать бег мышей, он вскакивал, хватал метлу и стучал по потолку, чтобы испугать сереньких. Но у мышей сил в избытке, ты их прогоняешь, а через три минуты они являются вновь. При этом Цзи Юнхэ больше не брал с собой кошку, чтобы охраняла спальню, поэтому ночи напролет не мог уснуть. К утру же после бдения глаза у него были красные как у кролика.

Кошка, впав в немилость, перестала замечать мышей и позволяла им сновать где угодно. Радости мышиной не было предела, в праздничном возбуждении они прогрызли на складе пеньковый мешок с гаоляном, исступленно кувыркались в чане с кунжутом, а в ларе с соей устроили себе лежбище. А еще, как будто недовольные отсутствием на складе черного риса, повсюду разбросали свои какашки. Наблюдая бездействие кошки на фоне разнузданного поведения мышей, Цзи Юнхэ засунул ее в птичью клетку, намереваясь пару дней поморить голодом, чтобы та сняла зарок и занялась бы ловлей. Однако на следующее утро Цзи Юнхэ обнаружил, что бамбуковая клетка разломана, а кошки уже и след простыл.

А зерновой лавке без кошки не обойтись, пришлось Цзи Юнхэ идти на базар. «Базар» – название рынка в русском языке. Базар находился на Пристани, место это было хоть и оживленное, но какое-то беспорядочное. Дома в тех краях – словно стариковский рот: смотрелся он впалым и без кровинки, а уж если заглянуть внутрь, так там сплошь выпавшие и сломанные зубы. На рынке том в основном продавали товары мелкие китайские торговцы. Предлагали там купить кошек и собак, одежды, шапки, обувь и носки, семена и солености, а еще пирожки и сахарную вату. Когда русским для постройки домов требовались бетонщики, плотники, каменщики и маляры, то не нужно было их разыскивать, здесь, на базаре, всех можно было нанять по дешевой цене. Ту кошку, что от него сбежала, Цзи Юнхэ как раз на базаре и получил за один доу[32] ячменя. Однако стоило прийти чуме, как кошек стали отрывать с рук: у тех, кто раньше продавал их, ни одной кошки не осталось.

По пути домой с базара Цзи Юнхэ вспомнил, что в харчевне «Вандэ» имеются две кошки, черная и белая; хозяин там был знакомым, вот он и решил попытать удачу. Да только хозяин харчевни как услышал, что Цзи Юнхэ хочет заполучить кошку, так отказал без лишней вежливости: «В такое время подарить кошку – это все равно что золотом бросаться!» Цзи Юнхэ поспешил добавить, что он готов купить, но тот был непреклонен: «В такое время продать кошку – это что кровь свою продать!» Натолкнувшись на отказ, Цзи Юнхэ в расстроенных чувствах пошел восвояси.

Потеряв кошку, Цзи Юнхэ едва сам не стал котом. Поскольку заснуть он все равно не мог, решил по ночам сторожить склад. Стоило мышам зашуршать в просе, он бросался к просу, в кукурузе – кидался к кукурузе, в ячмене – летел к ячменю. Когда Ди Фангуй утром проснулась и открыла дверь в склад, полубезумному Цзи Юнхэ показалось, что это огромная крыса, он набросился на женщину и зубами вцепился ей в тапок. Глядя на распростертого на полу мужа, Ди Фангуй испытала к нему сочувствие и подумала: еще пара дней без кошки – и Цзи Юнхэ того и гляди действительно сойдет с ума.

Откушав завтрак, Ди Фангуй уложила мужа отоспаться на кане, а сама решила выйти поискать кошку. Цзи Юнхэ объявил ей, что с сегодняшнего дня их лавка закрывается. Женщина в удивлении спросила, почему это? Цзи Юнхэ бросил на нее косой взгляд и пояснил:

– Вот уж действительно, волосы у женщины длинные, а ум короткий! Как ты не понимаешь, что следом за чумой придет и заработок? Подозреваю, что за десять – пятнадцать дней помрет еще много людей, и тогда остановят перевозки по железной дороге. Зерно поступать перестанет, а людям по-прежнему будет нужно кушать. Все зерновые лавки Харбина распродадут зерно и не смогут завезти новое, а у меня склад будет полный, считай, не зерном набит, а золотом и серебром!

На этих словах глаза у Цзи Юнхэ разгорелись, а желтоватое лицо раскраснелось.

– И насколько, по-твоему, зерно тогда подорожает по сравнению с сегодняшним днем?

– Насколько? – Цзи Юнхэ растопырил пальцы и принялся рисовать ими в воздухе, подкрепляя расчеты. – Сейчас один дань[33] пшеницы стоит тридцать пять связок[34] и семьсот медяков, а к тому времени я и за пятьдесят связок не продам! Сейчас дань риса идет по сорок шесть связок, а к тому времени даже за семьдесят не мечтай у меня купить! Красная фасоль сегодня продается за тридцать четыре связки и триста медяков, а к тому времени пойдет не меньше, чем за пятьдесят связок! Соя, золотистая фасоль, гаолян, круглозерный рис, кунжут – все они если не в два раза подорожают, то по крайней мере подрастут на двадцать – тридцать связок за один дань, я повешусь, если не так!

– Ну а если чума, как наводнение, пройдет быстро и через десять – пятнадцать дней все успокоится, а зерно не поднимется в цене, а упадет, то мы, не продавая его, разве не окажемся в убытке?

Цзи Юнхэ крутанул глазами:

– Зерно продавать не будем, но ты-то прохлаждаться не станешь, а потому доход все равно получим, верно? – И продолжил бесстыдно: – В лавке «Итайхао» в последнее время дела идут хорошо, у хозяина завелись лишние деньжата, я давно уже приметил, что он на тебя