Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

а матушка обмолвилась, что ей хочется лапши, то он тут же замешивал тесто и раскатывал лапшу. Или вот еще пример: если матушка ночью начинала кашлять во сне, то сын немедленно вскакивал, лез в погреб и приносил матери редьку, чтобы той легче отхаркивалось. Он не только самолично мыл матери ноги, но и еще и подстригал ей ногти. Все старики в Фуцзядяне завидовали его матушке и говорили, что один такой сын десятерых стоит.

Мать Циня хотя и наслаждалась счастьем, но было у нее две заботы, не отпускавшие ее сердце. Одна – это женитьба сына, а другая – вернутся ли в итоге ее старые кости в родные места. Как бы сладко ей ни жилось в Фуцзядяне, но она все же скучала по родным пейзажам. Она мечтала умереть на родине и быть похороненной рядом с отцом Циня Восемь чарок. В связи с этим стоило ей почувствовать недомогание, как она начинала бурчать сыну: давай, мол, вернемся в Шаньдун, не стоит помирать в Фуцзядяне. Она говорила, что если кости оставить в краю, где полгода кружит снег, то из них не прорастет трава, а она не сможет переродиться в ином мире. Послушать ее – так выходило, что кости у нее словно семена.

В отличие от матери Цинь Восемь чарок привязался к Фуцзядяню, полюбил здешнюю стужу и снега, ему казалось, что именно в этом краю водка и берет за душу; только у мужика, преодолевшего лед и снег, по-настоящему закаляется характер. И все же он пообещал матушке, что, когда ей исполнится сто лет, он, несмотря ни на какие повороты судьбы, обязательно вернет ее в родные места.

Фу Байчуаня больше всего подкупала в Цине его смелость. По его мнению, человек, нашедший на чужбине новую родину, велик – подпирает головой небо, а ногами землю.

Вселенная Фуцзядяня была основана предками Фу Байчуаня. Он унаследовал их традиции в делах коммерческих, не гнушался мелкой торговлей, старался развивать местное производство. Традиционную китайскую водку он ценил не меньше, чем жизнь. Для него водка была изобильным средоточием крови, с ее помощью можно было прочищать сосуды и каналы, добавлять живости женщинам и расправлять осанку мужикам.

После завершения строительства КВЖД китайскую водку тоже стали вытеснять с рынка. После появления первого в Харбине пивоваренного завода Врублевского к нему добавилась пивоварня «Восточная Бавария». На прилавки стало поступать не только искрящееся нежной пеной пиво; вслед за тем русские открыли водочные производства, в частности, заводы Ефимова, Никитиной, Лазариди. Общими усилиями они отбирали у китайской водки рынок сбыта. Однако в Фуцзядяне продажи у винокурни семьи Фу шли хорошо и не падали, дух пива и русской водки обретался лишь на Пристани и в Новом городе. Фуцзядяньцы говорили, что пиво – это конская моча, а русская водка – помои из канализации, вкус их был им противен. А вот гаоляновая водочка из винокурни семьи Фу была для них что благодатный дождь после долгой засухи, что сладкая роса, питающая сердце. Люди даже договаривались до того, что мастеру Циню подвластны божественные силы, с их помощью он привлекает воду из Небесной реки, потому-то его водка столь насыщенная и ароматная. При такой поддержке фуцзядяньцев ярко-желтое знамя на воротах винокурни семьи Фу никогда не опускалось. Золотую парную надпись на черном фоне, лично придуманную Фу Байчуанем и гласившую «Очаровали три горы, горы плачут по весне; напоили восьмерых бессмертных, бессмертные поддерживают облака», местные мужики переиначили в застольную песенку, получившую широкое распространение в тех краях: «Две чарки хорошо, а три чаруют горы; от четырех весело, а выпивший пятую главный; шесть чарок идут как одна, на седьмой развяжется язык; восемь бессмертных пьяны, девять драконов сидят на стене; десять мышей и один котелок риса!»

Фу Байчуань был свидетелем тому, как под давлением японского соевого соуса Като Нобуо съежился рынок у лавки «Сянъихао», принадлежавшей Гу Вэйцы; как традиционные самокрутки были вытеснены «беленькими» сигаретами, производимыми братьями Лопато – евреями с польским подданством; как небольшие мельницы одна за другой поглощались большими мукомольными заводами, открывавшимися русскими; как процветавшие в прежние времена сахарные и мыловаренные производства хирели с каждым днем. По его убеждению, любое из его предприятий могло быть признано разоренным, только винокурню нельзя закрывать ни в коем случае. Если когда-нибудь гаоляновую водочку из винокурни семьи Фу вытеснит русская водка или японское сакэ, то у фуцзядяньских мужиков случится малокровие и размягчатся кости.

И все же Фу Байчуань был не прочь вести дела с иностранцами, например, он восхищался У Байсяном, создавшим торговую марку «Тунцзи». Как и Фу Байчуань, тот начал с мелкой торговли всякой всячиной, затем присмотрел рынок кожаных шляп в английском стиле, закупил швейные станки, наладил оптовое производство; бизнес его рос и набирал силу. И наоборот, у него не вызывал никакого сочувствия Гу Вэйцы, который в конкуренции с японским соевым соусом клонился к упадку. Опять же этот Гу Вэйцы кроме пустых стенаний и отказа поехать в Японию в делегации Торговой палаты ничего больше не делал для сокрушения конкурента.

На коммерческом фронте Фу Байчуань преуспевал, а вот в делах сердечных был одинок и несчастен. В отличие от других обеспеченных мужчин, обладавших помимо жены еще и наложницами, он жил только с женой, имевшей маленькие ножки и звавшейся Су Сюлань. Потеря ею рассудка связала Фу Байчуаня по рукам и ногам.

Су Сюлань происходила из богатой семьи. Поскольку родная матушка скончалась рано, а мачеха ее не жаловала, то уже в шестнадцатилетнем возрасте девушку выставили из дома, выдав замуж за Фу Байчуаня. Су Сюлань имела изящное сложение и красивое личико, вот только из-за притеснений мачехи она любила поплакать, на ее лице всегда лежала тень грусти. Когда она переехала к Фу Байчуаню в Фуцзядянь, то больше всего боялась зимы. Возможно, из-за того, что ее телу недоставало тепла, в холодное время она не отходила от жаровни. Стоило пойти снегу, как она цепенела и даже в комнате прятала руки в рукава.

Женщины, боящиеся холода, больше всего любят согреваться в мужских объятьях, СуСюлань тоже нравилось зарыться на грудь к мужу и замереть там. Чувствительный к женской прелести Фу Байчуань, конечно, был от жены без ума. Как следствие их тяги друг к другу каждые два года у них добавлялось по ребенку. Таким образом, через шесть лет после свадьбы у них появились два сына и одна дочь. В соответствии со временем года, когда рождался ребенок, Фу Байчуань назвал детей Фу Ся, что означало лето, Фу Цю – осень и Фу Дун – зима.

Су Сюлань была человеком сообразительным и поняла, что для исполнения мечты о полном наборе из четырех детей, родившихся в разные сезоны, им не хватает только ребенка, появившегося весной, поэтому каждый год в июне и июле она особенно льнула в объятья к мужу, надеясь понести весеннее дитя. Небеса исполнили ее мечту, и у них в семье появилась Фу Чунь – весна. Фу Цю и Фу Дун были мальчиками, а Фу Ся и Фу Чунь – девочками. Когда их семья обрела в лицах детей весну, лето, осень и зиму, сердце Су Сюлань наконец успокоилось. Она никогда не спрашивала мужа о коммерческих делах, иногда ходила в их прачечную и аптеку, но и то только из-за родных – постирать одежду детей или подобрать мужу дорогое укрепляющее средство. Больше всего ей нравилось, сидя на кане, присматривать за детьми и вышивать туфельки. Для своих маленьких ножек она наделала полсундука вышитых туфель – однослойные и с ватной подбивкой, остроносые и круглоносые, на ровной подошве и с утолщением, одноцветные и в цветную клетку, разных фасонов, разных цветов и оттенков, их было столько, что впору открывать обувную лавку.

После рождения четвертого ребенка Су Сюлань, видимо, решила, что ее миссия как женщины уже выполнена, и охладела к постельным утехам. Отвергнутый Фу Байчуань задумался: не взять ли ему в дом наложницу. Поняв замыслы мужа, Су Сюлань на словах