Белый снег, черные вороны - Чи Цзыцзянь

Сойдя с ума, Черный Ли стал нравиться Сисую. Его странный наряд был комичен и мил, а еще, как клоун в цирке, он изрекал какие-то смешные слова. А вот обладатель длинной косы Ди Ишэн был Сисую противен.

В прежние времена Ди Ишэн, едва завидев Сисуя, сразу бросался к нему и, сколько бы ни было людей вокруг, вытягивал свою пухлую руку и пытался насильно вытащить петушка из штанов Сисуя. При удаче лицо его обретало унылое выражение, а при неудаче все равно становилось кислым. Когда он терпел неудачу, то зеваки вокруг подначивали Сисуя: «Ты позволь ему достать петушка, он же от того не отсохнет. У него самого нет хозяйства, вот бедолага».

Если такое говорил мужчина, то Сисуй ехидно огрызался: «А что ж ты не дашь ему вытащить твои причиндалы?»

Уговаривали Сисуя все на один лад, а вот отвечали на его замечания все по-разному, кто-то плевал в сторону евнуха и заявлял: «Мою штуку задарма может трогать только моя жена, а сколько он серебра мне за это заплатит?»

Другой отвечал: «Если он меня тронет, то мои причиндалы разве не сморщатся, как баклажан? Если я не смогу завести детей, он разве сможет возместить?»

Самым интересным был ответ продавца доуфу[41] Лао Гао: «Ты пока ребенок, у тебя эта штука еще растет, каждый раз она выглядит по-новому, вот ему и интересно. У таких стариков, как я, она уже не растет, а съеживается, ничего интересного не увидишь, он ведь не дурак, чтобы к нам приставать».

Пришлось Сисую смириться со своим несчастьем. Люди за спиной судачили, что Ди Ишэну потому и приглянулся именно Сисуй, а не другие дети, что Сисуй рос красивым и его вид доставлял евнуху удовольствие. Как бы люди ни сочувствовали Ди Ишэну, Сисуй считал, что поведение евнуха было гнусным, поэтому, завидев, что Ди Ишэн идет на восток, Сисуй обязательно поворачивал на запад и старался держаться от него подальше. Однажды встречи избежать не удалось, и тогда Сисуй залез на высокий вяз. Преследуя его, евнух стал под деревом и принялся терпеливо ждать. Заметив, что Ди Ишэн под деревом от утомления задремал, Сисуй исполнился озорства и помочился, устроив евнуху благодатный дождь. Очнувшись ото сна, заторможенный евнух на мгновение поверил, что действительно пошел дождь. Он широко распахнул под капли рот и сначала упрекнул себя, что не взял с собой зонт, а следом за тем распробовал, что дождинки какие-то не чистые – соленые и терпкие. Зеваки вокруг хохотали так, что у многих вставные зубы повылетали.

Коммерсанты в Фуцзядяне в большинстве своем терпеть не могли Ди Ишэна. Ссылаясь на то, что лишился причиндалов и является инвалидом, он считал, что все должны ему помогать, и потому забирал у людей что хотел. Зайдя в пирожковую, он, не заплатив ни медяка, хватал только что вынутые из печи пирожки и отправлял их в рот. Во фруктовой лавке мог вцепиться в грушу, пошоркать ее об одежду и с пыхтением начать грызть. Явившись в магазин копченостей и соленостей, где на витрине лежали золотистые говяжьи сухожилия или хрустальная свиная рулька, он не мог дотянуться до них сам и потому начинал выпрашивать у хозяина рассказами про то, как, служа при дворе, он даже на императорской кухне не видал таких вкусных деликатесов. Хозяин понимал, к чему тот льет похвалы, но нехотя все же отрубал ему кусок говяжьей жилы и отрезал пару кусочков рульки. Евнух в удовольствиях разбирался, поэтому, получив мясо, отправлялся в питейное заведение. Переступив порог, первым делом показывал хозяину принесенную закуску, намекая, что ему будет достаточно вина, тот тоже шел ему навстречу, усаживал где-нибудь в углу и подносил чарку спиртного. На самом деле больше всего евнуху нравилась водочка из винокурни семьи Фу, однако туда он наведываться не смел. Удивительное дело, но во всем Фуцзядяне Ди Ишэн не боялся никого, кроме Циня Восемь чарок: увидев его, он старался скрыться. Когда евнуху хотелось водки из винокурни семьи Фу, ему приходилось отправлять Цзинь Лань покупать ее за деньги.

А вот имелись ли заведения, которые приветствовали приход Ди Ишэна? Разумеется, да, например чайные. Однако они использовали евнуха как приманку. Пока он там сидел, посетители не хотели уходить, одного чайника им не хватало, часто приходилось заказывать еще. Они окружали его со всех сторон и наперебой расспрашивали о жизни при дворе: что император ест, где справляет большую нужду, какого цвета простыни на драконовом ложе, кто из дворцовых наложниц краше других, какой высоты пороги во дворце, сколько сортов цветов посажено в императорском саду, сколько блюд ест император на новогоднюю трапезу – и так далее, вопросов было море. О других людях евнух рассказывал с большим воодушевлением, но стоило спросить о нем самом, например чем он занимался при дворе, подвергался ли телесным наказаниям и так далее., он тут же менялся в лице, бросал: «В этом нет ничего интересного», подбирал подол, поднимался и уходил.

Однажды Сисуй встретил евнуха у входа в театр и только хотел скрыться, как Ди Ишэн окликнул его: «Не убегай, сегодня я тебя трогать не буду, но хочу показать тебе диковину, какую никто в Фуцзядяне не видывал». Сисуй подошел к нему, и тогда Ди Ишэн достал из кармана пару вещиц, отсвечивавших серебряным блеском, надел их на мизинцы мальчика и заявил: «Ох ты, как раз подошли, все же это детские руки, на мои пальцы не налезают». Это была пара серебряных футляров для ногтей, украшенных ажурным декором в виде орхидеи, они были широкими внизу и узкими наверху, имели форму воловьего рога. Сисуй спросил: «Это мне?» Услышав такой вопрос, евнух не решился больше хвастаться и поспешил стащить футляры с пальцев мальчика, словно выдергивал лук, затем пояснил: «Это диковинки, которые я привез из дворца, их никому нельзя дарить. Тебе здорово повезло, что ты их увидел». Сисуй поинтересовался: «А что хорошего в этих штуковинах? Если их надеть, то не получится постирать одежду, а если захочется почесаться, так они слишком острые. Мне кажется, нет от них никакого прока!» Евнух заохал: «Малец, да что ты понимаешь? Эти футляры служат для украшения женских рук, а еще в них можно перебирать струны лютни». Мальчишка продолжал перечить: «Звуки, извлеченные из лютни такими штуками, наверняка противны, как карканье воронов». Ди Ишэн аж позеленел от злости и пригрозил футляром мальчику, мол, если тот скажет еще что-нибудь плохое об этой вещице, то он порвет с ее помощью его губы. Вернувшись домой, Сисуй рассказал родителям о футлярах для ногтей, и его мать предположила: «Думаю, его уход из дворца как-то связан с этими вещицами». Отец спросил: «Ты подозреваешь, что он их украл?» Та ответила: «Как ни крути, когда женские вещи подпадают в руки мужчин, это всегда подозрительно».

В период чумы Ди Ишэн, завидев Сисуя, больше к нему не приставал. Евнух теперь вел себя не так, как раньше, когда ходил по улице сгорбившись и с потерянным видом. Сейчас же он поднял голову, распрямил грудь, он пребывал в отличном настроении, словно каждый день отмечал праздник. Встретив похоронную процессию или мертвеца на дороге, Сисуй не решался приближаться к ним, у него невольно лились слезы. А вот Ди Ишэн в таких случаях быстрыми шагами подходил, тщательно все осматривал, чем больше смотрел, тем большее удовольствие ему это доставляло. Он походил на курильщика опиума, у которого после затяжек глаза испускали одурманенный блеск.

Что только люди ни перепробовали, лишь бы не заболеть чумой. Кто-то верил в кровопускание: мол, если каждое утро иглой выпускать из среднего пальца каплю крови, то в теле не будет накапливаться яд и тогда невозможно