Википроза. Два Дао - Борис Акунин

Самое насущное и неотложное — выиграть время. Остаться в живых до возвращения государя. Он должен прибыть из Эдо через пять дней — если не случится чего-то чрезвычайного. Впрочем, такого еще ни разу не бывало. Чрезвычайное, конечно, случалось, в большой стране все время случается чрезвычайное. Не бывало, чтобы господин Иэясу задержался. Он умел быстро восстанавливать государственную гармонию и не любил нарушать установленный порядок своей жизни.

Но Родригес скоро узнает, что покушение провалилось. На каждой из дорог, ведущих в Сумпу, у него шпионы. Они обязательно доложат, что Миура Андзин жив, цел и возвращается. Конечно, близ государевой резиденции никакой ронин с мечом не набросится — в заповедный город без особого пропуска никого, тем более бродяг, не пускают. Но дом может взять и среди ночи сгореть, вместе с теми, кто внутри. Или произойдет еще что-нибудь кармическое. Японцы скажут: такова воля Будды. На самом же деле это будет воля того, кто действует от имени Иисуса. Родригес может нанять ниндзя, которые исполнят работу чисто, и никто не заподозрит прокуратора Иисусова Ордена.

Когда налетел тайфун, улепетывать от него на всех парусах бессмысленно — нагонит и потопит. Надо разворачивать руль навстречу урагану и прорываться в его «око», на безопасный пятачок, вокруг которого крутятся смертоносные вихри.

Потому на ночевку не остановились, на станциях лишь поили-подкармливали лошадей, давали им часок отдохнуть. Потом гнали рысью дальше, до следующей эки. Весь расчет был на то, чтобы опередить португальских шпионов, которые передвигаются пешком. Даже если они передают весть по эстафете, все равно на четырех подкованных копытах передвигаться быстрей, чем на двух обутых в соломенные сандалии ногах.

Последние две дистанции, восемнадцать миль, проскакали вовсе без остановок. Мигель Коянаги сетовал, что отшиб седлом всю задницу. Это было очень не по-самурайски — настоящий буси никогда не жалуется на телесные страдания.

Прибыли в сумерках. Часа три, а то и четыре Вильям наверняка выиграл. Он намеревался потратить это время с пользой.

Городок, который несколько лет назад стал черепной коробкой, где обретался мозг державы, изобиловал гостиницами, они были на каждой улице. К государю из всех провинций прибывали князья, гонцы, просители, вызванные для доклада чиновники. В Замке размещали лишь самых важных, прочие останавливались на постоялых дворах. Напротив дома, выделенного государеву «красноволосому», тоже имелась ядоя. Там Вильям своего компаньона и поселил, приказав приглядывать за улицей и держать ухо востро. А также привести себя в приличный вид: побрить макушку и уложить подобающую самураю прическу, иначе ронина задержит патруль. Приличное кимоно пообещал прислать со слугой.

Время было нужно для того, чтобы после долгой дороги привести измученное тело, изнемогший от трудных мыслей разум и смятенную душу в состояние полной готовности — как подготавливают к морскому сражению корабль.

Воскрешать к жизни уставших мужчин превосходно умела Суйрэн, ее этому научили в чайном доме.

— Ара! — всплеснула она руками, выглянув во двор на лошадиное ржание. — Я вас не ждала!

И прикрыла руками покрасневшие щеки. Она была нарядно одета, с пышной прической. Внезапное возвращение господина явно застало ее врасплох.

— Что у тебя тут такое? — удивился Вильям.

Он знал, что не любовник. Профессионалка не нарушит контракта, а в нем прописано: вступать в плотскую связь с третьей стороной разрешается лишь по поручению первой стороны (господина) и при условии, что вторая сторона (наложница) не возражает.

Оказалось, у Суйрэн гости, верней гостьи. Две такие же разряженные красавицы-ойран, ее старые подруги по чайному дому, в отсутствие хозяина предавались запретной забаве — игре в кости. На низком столике стояли кувшинчики для сакэ, блестели кучки серебра.

— Просим извинить, просим извинить, — в три голоса мелодично выводили барышни, склоненные куафюрами к татами.

— Это вы меня извините, что испортил вам вечер, — учтиво ответил Вильям.

Суйрэн быстро выпроводила подруг, поняла, что от нее требуется и немедленно всё устроила.

Час спустя Вильям сидел в бочке, наполненной очень горячей водой, вдыхал успокаивающий аромат травы сисо, а искусные пальцы массировали ему свежевыбритый скальп, плавно нажимая на точки, возвращающие рассудку ясность. Потом Суйрэн точно так же, при помощи поглаживаний, легких ударов, размятий восстановит упругость мышц — и можно в бой.

Вот с кем будет жалко расставаться, думал Вильям, блаженно постанывая. Таких женщин в западном мире нет. Там или скучные жены, или вульгарные шлюхи. Надо будет при расставании щедро отблагодарить мою прелесть, пообещал он себе. Всё, что имеется в доме — подарить. И письменно освободить от контракта, без возврата денег за неиспользованный срок. Иначе О-Юки с ее рачительностью перепродаст бедняжку тому кто больше заплатит. Пусть Суйрэн оставшиеся полтора года поживет на свободе, пусть вспоминает своего круглоглазого добром.

Когда он, бодрый и собранный, подходил к дому Родригеса, время шло уже к полуночи.

Государев советник жил намного ближе к Замку, прямо около стен, и резиденция у него была побогаче: с высокими воротами, с просторным двором, со службами. Жалованье — две тысячи коку, в десять раз больше, чем у Андзина, но Родригес существует на иные средства, и они колоссальны. Он — прокуратор Японии, попечитель всех священников и монахов, окормитель миллиона туземных христиан. Ни у одного владетельного князя нет столько подданных, притом распоряжается Родригес не телами, а душами.

Про Цудзи-саму, Господина Переводчика, ходят легенды. Бог весть, что из них правда, а что нет. Но верно то, что его приблизил и выдвинул еще великий Хидэёси — и давно, лет двадцать назад. Господину Иэясу «советник по варварским делам» достался в наследство — и был оценен по достоинству. Государь и его управитель иностранных дел князь Масадзуми Хонда не решают ни одного дипломатического или внешнеторгового вопроса без участия чертова Жоао.

Иезуит мягкоречив, приятен лицом и манерами, сатанински умен и по-змеиному хитер. Знает все здешние тонкости, владеет языком не хуже ученого бонзы, а иероглифы пишет каллиграфическим почерком — не то что Вильям с его кривыми каракулями. Опасный враг, очень опасный…

— Жди у входа. Если крикну — врывайся и выручай, — шепнул Вильям своему телохранителю, преобразившемуся почти до неузнаваемости.

Мигель превратился в образцового самурая: каменное лицо, навощенный кок над блестящей макушкой, кимоно без единой складки, мечи торчат из-за пояса с идеальной параллельностью, причем толедский клинок перекочевал из бамбукового посоха в ножны.

— Если они на вас накинутся, за свои десять процентов я перекрошу всю эту мышатину. Тем более у них нет оружия, — почти не двигая губами ответил Коянаги, кинув презрительный взгляд на кланяющихся novatos — «послушников», как называл Родригес свою