Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

охотничьи угодья, и нам все время приходится с ними воевать. А еще мы привыкли к товарам белых торговцев. Наши дети требуют сахара, а женщинам нужны яркие краски и ткани. Мы больше не можем избегать белых людей, а победить их мы не в силах. Молодежь этого не знает, а я знаю. Я видел их города, их численность, их магию. — Хоть зрение и начало подводить Старого Филина, будущее он видел вполне отчетливо, и эти видения не давали ему спать по ночам.

— Племя у Странника небольшое, — продолжал он. — Они постоянно переезжают с места на место и отказываются от любых контактов с белыми. Никому еще не удалось их поймать. Чаще всего даже мы сами не знаем, где их искать. А для белых мы все на одно лицо. Они наказывают нас за набеги других, хоть мы и пытаемся следовать пути белого человека. — Старый Филин снова зевнул.

— Ты устал, дедушка. Поговорим завтра. У нас будет много времени для разговоров.

— Хорошо, дитя мое. Спать можешь здесь, у меня.

Старый Филин принялся копаться в своих пожитках в поисках липших бизоньих шкур и бросать их через плечо на землю, чтобы Медвежонок мог устроить себе постель.

— В другом моем типи полно женщин и детей. Обычно я спокойствия ради сплю здесь. Где те подарки, что ты привез?

— Я оставил их снаружи. — Медвежонок знал, что их никто не тронет.

— Ты не привез тех круглых желтых дисков, за которые белые покупают вещи?

— Нет.

— Жаль. Только не говори никому, но я коплю их, чтобы оплатить еще одну поездку в Ва-син-тон.

Медвежонок погасил костер, и они укрылись одеялами.

— Я рад, что ты вернулся, внучек.

— А уж как я рад вернуться, дедушка. — Медвежонок чуть помолчал, вслушиваясь в жужжание насекомых, вой койота вдалеке, фырканье боевого коня и кашель из соседнего типи. — До чего же хорошо дома! Я очень по тебе скучал!

Он еще не успел закончить фразу, как до него донеслось глубокой дыхание и легкое похрапывание деда. Он знал, что с течением ночи храп достигнет громкости, от которой содрогнутся кожаные стены типи.

Медвежонку не составило большого труда восстановить свою репутацию в деревне. Он был крупнее прочих, и хотя команчи восполняли недостаток размера свирепостью, Медвежонок не уступал им и в этом. Он ходил мягкой кошачьей походкой крупного и опасного зверя. На лице его было расслабленное выражение, которое не позволяло противникам определить, как он ответит на нападение или обиду. Он несколько лет дурил белоглазых и стал настоящим мастером блефа. Без лишних слов ему предоставили место в племени.

От участия в состязаниях по стрельбе из лука он благоразумно воздерживался, но зато лучше всех стрелял из винтовки. Когда он жил среди белых, у него имелись боеприпасы для практики, а в племени Старого Филина лишнего пороха не было. Но большинство его друзей детства уже ездили на поиски видения, и многие стали воинами. У некоторых даже были ку. Он уже слышал рассказы о геройской выходке Волчьей Тропы во время налета на караван прошлой зимой. Он знал, что никогда не будет снова чувствовать себя команчем, если не поговорит с духами, которые направят его.

Он с нетерпением ждал, когда Луговая Собачка, его двоюродная бабка, жена Старого Филина, сошьет ему леггины, набедренную повязку и мокасины. Подходящего размера не нашлось во всей деревне, а отправиться на встречу с духами в одежде белых он не мог.

Однажды ночью, спустя почти неделю после того, как он загнал коня Санако в типи деда, Медвежонок никак не мог уснуть. На другой стороне типи храп Старого Филина достиг предельной громкости. Но уснуть Медвежонку мешал не храп, а собственные мысли. Он должен был отправиться на поиск видения, а потом совершить подвиг — проявить себя в бою. Без этого его положение в племени выглядело неубедительно.

Снаружи послышался какой-то шорох, и край стены типи приподнялся. Медвежонок нащупал рукоять большого ножа, который всегда держал рядом с ложем. Под край покрышки типи вкатилась фигура величиной с крупного мальчишку. Одним плавным движением она сбросила накидку и скользнула под одеяло.

— Манита! Маленькая Ручка! — удивился Медвежонок.

Она целыми днями смотрела на него, но ему казалось, что она просто насмехается. Он не мог поверить, что кому-нибудь из женщин может понравиться его уродливая волосатая грудь, его короткие растрепанные светлые волосы, россыпь веснушек на носу и щеках. Девушка приложила тонкие пальцы к его губам, чтобы не дать ему заговорить, но он прижался к ее уху и прошептал:

— Все хорошо. Тут можно хоть из ружья стрелять — Старый Филин не услышит.

Он слегка прикусил мочку ее уха, потом, не раздумывая, провел языком по его внутренней поверхности. Она хихикнула, прижавшись к его груди, и он задрожал всем телом. Он неуверенно провел рукой по ее округлым упругим ягодицами и дальше вверх по мягкой голой спине, чувствуя, как от его прикосновений по ее телу бегут мурашки.

Медвежонок никогда прежде не спал с женщиной. Его сердце колотилось, а язык присох к небу, будто к раскаленному камню. Он не решался заговорить. Он боялся этой маленькой и гибкой мексиканской пленницы больше, чем тех воинов, что он без лишних слов укладывал лицом в землю. Драться он привык, любил и умел. Здесь же было другое дело. Совсем другое. За время жизни среди белых он пропустил не только стрельбу из лука.

Маленькая Ручка легла на него и сладострастно прижалась всем телом, несильно, но настойчиво двигая бедрами. Она терлась щекой о густые волосы на его груди, а он гладил ее, лаская каждый изгиб гибкого юного тела. Он почувствовал, как его член набухает, упираясь в ее бедро. «Что бы сейчас сказали дядюшка Джеймс и пресвитер Дэниэл?» — успел он со злорадством подумать, прежде чем полностью раствориться в ней.

Она перевернулась на спину и теперь направляла его, крепко сжав в ладони его отвердевший член. Раздвинув ноги, она осторожно ввела его в тугое скользкое отверстие. Он вздрогнул, почувствовав, как она плотно обхватила его, ощутил жар ее тела. Но, наткнувшись внутри на туго натянутый щит, он приподнялся на локтях, чтобы не придавить ее своим весом, посмотрел на ее круглое личико и погладил густые волнистые черные волосы.

— У тебя это в первый раз, Маленькая Ручка? — пробормотал он.

— Да. Женщины сказали, что будет больно. Я готова.

— Сколько тебе лет?

— Точно не знаю. Я была совсем маленькая, когда меня захватили. Совсем крохой. Я живу среди Народа почти тринадцать лет. Но я