Смерть на Босфоре - Михаил Александрович Орлов

год с тех пор, как он прибыл сюда, деньги, взятые с собой, давно вышли. Он питался лишь черствым вчерашним хлебом да мелкой дешевой рыбой с Босфора, но не унывал, полагая, что этого вполне достаточно, а любые излишества только отдаляют человека от Бога, а значит, и от истины.

Все дни Киприан проводил в исихазме[41] – внутренней собранности, молчании и молитве. Последователи этого монашеского учения считали, что лишь через веру и самоуглубление можно достичь мистического просветления, озаряющего душу божественным светом, а не через разум, посредством которого Дьявол соблазнил прародительницу Еву. Недоброжелатели утверждали, что изихасты, погружаясь в себя, чувствуют некое излучение в области желудка, а потому у них душа не в груди, а в пупке.

Два года назад, когда патриарх Макарий нарек Михаила митрополитом, рассчитывать на удачный исход тяжбы не приходилось. Тем не менее, надеясь восстановить единство русской церкви, Киприан явился в Царьград. Сперва святейший и преславный кир Макарий томил его ожиданием разбирательства, а потом Иоанн V вернул себе престол и низложил патриарха. Казалось, у Киприана появилась возможность добиться своего, но поглощенный всевозможными увеселениями и придворными дамами, славившимися своей красотой и порочностью, император не спешил ставить нового патриарха, а против его воли и желания ничто не могло свершаться в апостольской православной церкви. Светская и духовная власти срослись в Византии в одно целое и были неразрывны. Так или иначе, но вселенская церковь вдовствовала и до Киевского митрополита никому не было дела.

Княжеские соглядатаи полагали, что именно Киприан в первую очередь заинтересован в смерти Михаила, но как ему удалось подослать убийцу на корабль, не представляли. Впрочем, всем известно, что греки лукавы и хитры, а потому с ним следовало познакомиться, и купеческий сын отправился в монастырь Федора Студита.

Киприан встретил его в выгоревшем от солнца подряснике с узкими рукавами, потертыми на локтях. Представившись торговцем с киевского Подола, Симеон начал издалека:

– Прости, преосвященный владыка, что отрываю тебя от богоугодных занятий, но прознав, что милостью Божьей ты здесь, явился просить тебя как своего пастыря вразумить меня грешного и научить отличать правду от кривды.

Киприан внимательно взглянул на темно-русого молодца с простым круглым лицом, на щеках которого играл слабый румянец. Не часто купцы желают постичь суть христианского учения. Обычно их хватает только на «Отче наш» и «Богородицу», а более всего волнуют вопросы купли-продажи, хотя некоторые любят показать свое благочестие, потому архиерей не отказал.

– Бог вездесущ, а потому обращаться к нему можно всегда и везде. Лишь сосредоточься и непрестанно повторяй про себя: «Господи Иисус Христос, Сын Божий, помилуй мя», задерживая при том дыхание. Особенно чуток Господь к тем, кто сомневается, скептически настроен и даже грешен…

Разойдясь, Киприан вещал до тех пор, пока, взглянув на посетителя, не понял, что его слова плохо доходят до него, и попытался растолковать все доходчивее:

– Святой Григорий Палама[42] учил, что полководец должен командовать воинами, крестьянин возделывать землю, купец торговать, не предаваясь стяжательству, как бы ни искушал Дьявол. Подлинное блаженство достигается только в духовном труде, но и он не должен отнимать все время – часть жизни надлежит посвящать ближним.

– А как же с тем, что легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богачу войти в Царство Небесное[43]?

– Имей доброе сердце – и спасешься. Совсем не бедный Авраам через боголюбие и милосердие сам спасся и помог спасению других. Страшны порочные люди, живущие неправдой и обманом при любом достатке. Они такие же враги православия, как турки и латиняне. Ум должен черпать силу в сердце, а не наоборот! Пройди свой жизненный путь достойно, не заботясь о смерти и не искушая ее. Она сама явится в назначенный срок.

– Как это? – не понял посетитель.

– Жизнь во Христе зарождается на земле, а после кончины душа достигает полного совершенства или полного краха… Если упустишь дарованное тебе время, не используешь его для совершенствования своего духа, то не взыщи уж… В этом и есть смысл земного существования…

Симеон с трудом входил в тонкости богословия, на Руси философией не баловались. Окружающий мир постигали большей частью практически. Наконец Киприан вернулся к обыденной действительности и поинтересовался, не женился ли в его отсутствие великий князь Ягайло.

– Не слышал… – неопределенно пожал плечами Симеон.

Москва мало торговала с Литвой, поскольку, природные условия в обоих великих княжествах были схожи, к тому же ему не доводилось бывать западнее Смоленска.

– А что нового в Киеве, как Владимир Ольгердович[44]? – не унимался Киприан.

Не зная, что ответить, посетитель заволновался. Почувствовав неладное, митрополит окинул его испытующим взглядом.

– Ну а как самочувствие протопопа храма киевской Софии Игната?

– Жив, здоров, – наобум ответил Симеон, не предполагая, что тот давно преставился.

– Все это забавно, даже слишком. Однако ныне мне недосуг. Так что оставь меня, человече, – прервал беседу Киприан, поняв, что торговец вовсе не из Киева.

«Откуда же он тогда и зачем явился сюда? Не затем же, чтобы выслушать мою проповедь?» – размышлял он после ухода странного посетителя.

16

Поняв, что без служки, сообщившего о кончине Михаила, продвинуться вперед не удастся, княжеские соглядатаи взялись за его поиски. По словам посольских, он был рыжеволос, конопат и имел бельмо на правом глазу. Таковых в Царьграде немного… Христианского его имени некто не знал, лишь прозвище – Шишка, что было в духе времени.

Сперва Еремей с Симеоном попытались разыскать его сами, но безуспешно, и тогда наняли паломника из новгородских поморов, пропившегося вчистую и застрявшего здесь с позапрошлого года, который утверждал, что прежде добывал хлеб насущный ладейным мастерством. Коли и так, то ныне его ремесло, верно, хмелем поросло. Жил он убого, перебиваясь случайными заработками и подаянием, но не тужил, был краснонос, а волосы заплетал в косицу по новгородской традиции. Когда он бывал трезв по причине безденежья, то вся его бессмысленная, пустая жизнь вставала перед ним особенно ярко и неумолимо: он никому не был нужен и ему – никто. В такие дни его обступал рой призраков, наполнявших сердце тоской, и при первом удобном случае он спешил залить глаза. Вино поддерживало в нем жизнь и приносило забвение.

Слукавив, Симеон сказал помору, что паренек занял деньги да скрылся с ними, и тот взялся за поиски, как не отказался бы от любого другого заработка.

– Отыщешь должника, получишь деньги на дорогу домой, – пообещал ему купеческий сын.

Только нужно ли ему возвращаться в Холмогоры, помор уже и сам не ведал. Впрочем, он все равно целыми днями шатался по