Они ковали ядерный щит СССР - Владимир Шатакишвили

– А вот Харитон, Зельдович, Александров, Славский и некоторые ещё прожили много больше девяноста лет. Мне самому уже девяносто пять. Доллежаль перешагнул вековой рубеж. Что касается меня, то доктора и сейчас удивляются, как это сумел я с такими дозами облучения жить и работать. Значит, не все ресурсы человеческого организма ещё изучены, и у каждого – свой код продолжительности жизни…

– Значит, такова судьба…

– Судьба дело такое: она или ведёт или нет. Как будто кто-то свыше следит за тобой.

Трудные годы – с 1948-го по 1955-й – отдал Иван Никифорович «Маяку». Служба его была признана отличной – на предприятии, которое он возглавлял, не было ни одной крупной аварии, ни одного случая гибели людей.

Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР начальник транспорта комбината «Маяк» И.Н. Медяник награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Жизнь полна перемен. Коснулись они и моего героя.

После рождения дочери Лиды пошатнулось здоровье жены. Любовь Алексеевна стала чувствовать себя хуже, и врачи опять рекомендовали южные края, особенно Кавминводы, где успешно лечили сердечные болезни.

Выбора не оставалось. Пришлось покинуть Урал и перебраться на Кавминводы. К счастью, требовался руководитель автохозяйства в новом строящемся городе горняков Лермонтове, на предприятии, означенном как «почтовый ящик N№ 1».

«И звезда с звездою говорит…»

Вполне естествен вопрос читателя: каким образом автор оправдает эти известные лермонтовские строки в связи с судьбой своего героя?

Ответить совсем нетрудно. Можно вспомнить список Ивана Никифоровича, приведённый в начале повествования: каждое написанное им имя учёного – это звезда в «атомных святцах» науки – И.В. Курчатов, А.И. Алиханов, Н.А Доллежаль, А.Д. Сахаров, Ю.Б. Харитон, Л.П. Александров, на космическом небосклоне – С.П. Королёв, в руководстве и строительстве атомного полигона – Е.П. Славский, Б.Г. Музруков.

Аллегория эта легко подходит и к наградному «иконостасу» великих наших современников: Золотые Звёзды Героев словно вторят тихим перезвонам орденов и медалей, напоминая о славных достижениях отечественной науки.

И, наконец, признаюсь: крылатая лермонтовская строфа была мною выбрана чуть ли не как истинно документальная – в Пятигорске и были сочинены поэтом эти потрясающей силы стихи. Разве не сопрягаются его строки с горой Машук, по тропам которой и прогуливался Лермонтов?

Выхожу один я на дорогу,

Сквозь туман кремнистый путь блестит,

Ночь темна, пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит…

Коллектив автобазы, руководимой Медяником, перебросили на сооружение огромной телевизионной вышки на вершине Машука, на строительство первого в крае Пятигорского телецентра. Высота башни или, как говорят связисты, ретранслятора, была такой огромной, что верхушка её буквально цепляла облака. Какое там – она зашкаливала за высоту 1160 метров!

А ночами в ясную погоду, когда на небе светят звёзды, она слышит, как звезда с звездою говорит.

Шестидесятые годы в жизни Медяника лёгкими не назовёшь. Стало сдавать здоровье. Начались перебои сердца, одну больницу менял на другую. А тут на семью обрушилось огромное горе: в автомобильной катастрофе погибла жена Любовь Алексеевна.

Нужно было выживать, нужно было пережить беду, и нужно было работать!

К тому же, оскорбительный и ложный донос. Иван Никифорович наотрез отказался вернуться в Лермонтовское автохозяйство. На помощь пришли друзья. Их у него оказалось много – и в министерстве среднего машиностроения, где работал Ефим Павлович Славский, и на «Маяке». Пётр Иванович Бутенко предложил ему место начальника отряда в Кисловодской автоколонне, а заодно и подлечиться в кардиологической клинике. Облучение давало знать. Лечился и народными средствами, в частности мёдом. В отпуск даже уходил с пасечниками на Эльбрус.

Но без хорошо организованного быта, без женского догляда за тогда ещё не совсем оперившимися детьми было трудно. Вера Николаевна и стала его второй женой. Их знакомство тоже было освящено «Маяком».

Сколько же душевного такта, сердечной материнской ласки проявила она! Сумела превратить дом в настоящий семейный очаг. Впрочем, она оставалась такой до конца жизни. Любимица семьи Лида (Ляля) вышла замуж и уехала с мужем на его родину в Польшу. По специальности она химик.

Не успел оглянуться, как родные дети стали бабушками и дедушками.

Сына его, Евгения, давно величают Евгением Ивановичем, человек он в высшей степени занятой – конструктор, творит подводные лодки.

А Михаил – сын Веры Николаевны от первого брака – стал заслуженным мелиоратором России, работает в «Севкавгипроводхозе».

Когда бы ни собиралась семья вместе, в доме Ивана Никифоровича наступал праздник. Компанию веселят звонкие голоса шестерых внуков, а теперь и правнуков.

– А мы стареем, – печалится Иван Никифорович, разминая ноги. – Болят, видно, к непогоде.

– Ну что, закончил своё интервью со мной? – обращается он ко мне, хитро прищуриваясь. – Устал я, не обессудь, друг мой. Старость всё-таки, – говорит бодрым голосом, а в глазах мелькает грусть. Вполне понятна и объяснима.

Мне стало жаль, что наши вечера с ним закончились, хотя знаю, что могу придти в его дом в любое время.

– Нет, позвольте ещё задать вопрос. Правда ли, что Курчатов не любил курильщиков?

– Ха-ха-ха! – грохочет Медяник, потешаясь надо мной. И немедленно вставляет знакомую курчатовскую фразу: «Что-то сильно пахнет нарушением режима».

– И ещё вопрос, Иван Никифорович. Недавно оборвалась жизнь героя моего рассказа Вячеслава Евгеньевича Васадзе. Пусть земля ему будет пухом. Оказывается, он управлял вашим автомобилем в поездке по Грузии.

– Да, было такое дело. Хороший человек Славик, надёжный. Знал его ещё мальчишкой. Тут вот какая штука. Настоял он как-то на поездке в Грузию. Мало того, я разрешил ему воспользоваться моим служебным автомобилем. Относился к нему всегда по-отечески, хотел чем-нибудь помочь парню, а тут подвернулась командировка на Черноморское побережье, я взял его с собой и дал ему лишнюю недельку на поиск родственников.

Позволю себе ещё один отрывок из книги

«Шкатулка колоритных современников».

«Сегодня Вячеславу Евгеньевичу Васадзе за шестьдесят. Но в пору молодости он страстно хотел хоть что-нибудь узнать об отце – отыскать родственников, найти сослуживцев, из первых уст услышать, как воевал отец, как и где погиб. Взяв отпуск, отправился в Грузию. Первыми на пути были сёла, где жили целые кланы Васадзе. Но никто об отце не знал. Адреса в сёлах Накалакеви и Бена тоже не дали результата: ни родственников отца, ни матери не нашёл. Ему сочувствовали, выражали готовность в поиске. Отпуск уже подходил к концу, пора возвращаться домой, и Славик остро ощутил, что теряет отца во второй раз: он и в мирной жизни оказался без вести пропавшим. Уже почти отчаявшемуся, ему кто-то посоветовал:

– Знаешь, в Тбилиси живёт артист Акакий Васадзе, поезжай к нему, может, чем-то поможет. Человек он известный,