Дельта чувств - Виктор Иванович Миронов

Красный Храм торжественно встретил лунную барку. То был известный приём, отличавшийся богатейшими приношениями яств и нескончаемым чествованием Эрота в адетоне Дома Объятий. В гостиничной палате из розового гранита, весь день не прекращалось пиршество, народные увеселенье и театральное действо, на котором масками изображали истории Богов.

Столовый покой храма Мелькарта был высок и светел, в вечерний час свет проникал в него из западной наружной стены, через семь имевшихся здесь дверей портика и через широкие окна над ними. В окна были вставлены плиты из цветного драгоценного стекла, красиво просвечивавшего. Тут в помещении, дневной свет усиливал белые стены с расписными фризами у столь же белого потолка, разлинованного голубыми балками, в которые упирались возглавья покоившихся на круглых подножьях колонн. Всё в будничной столовой Мелькарта было изящно, красиво и отличалось особым роскошеством. Тут для каждого члена Общины Знания было кресло из чёрного дерева и слоновой кости, на столах стояли благородные светильники, а у стен треножники для курений и обвитые плющом кувшины, с большими ручками, на подставках из жёлтого мрамора. На поставце, как на жертвеннике, были уставлены кушанья, которые передавались иерофантами непосредственно подающим, которых было много.

В час трапезы раздавались только приглушённые звуки. Босые ноги неслышно ступали по подстилкам, а беседа членов Общины Знания была, ввиду почтительности к ВЕЛИЧЕСТВАМ, немногословной и тихой. Бесшумно проплыли мимо поставца носилки Тейи Ань Нетери: обнажённая, смугло-жёлтая, словно высеченная из мрамора, она на близком расстоянии от зрителя более красочна, чем издали. То было ВЕЛИЧЕСТВО в высшей своей красе.

Отпрыск ел изящным своим ртом немного, но отдавал должное каждому блюду. Кроме того, приходилось наполнять ему и золотую чашу вином, так как вино заглушало в нём ощущение кончины собственной живой судьбы и усиливало веру в то, что он Мильк будет самой настоящей вершиной Хора.

Тейя, на ней из одежды не было почти ничего, ела без особой охоты: для обычая и порядка. На ступеньке помоста, у ног ВЕЛИЧЕСТВ, сидел БОГОМОЛ – холостой карлик. Он ел только за лучшим столом, где кормились боги. Иногда Богомол забавно плясал у поставца – в наряде Эроса, смеша членов Общины Знания складками вздутого живота. Он был скоп – без ядер, каким и надлежало быть члену мужского гарема Тейи Ань Нетери. Скулы выступали на его худощавом лице, и казалось, что он подрумянил щёки. Богомол был немолод, это было видно по его ввалившимся щекам, по его усталому взгляду, по спине, которая явно сутулилась, по дряблым ягодицам. Под складками живота торчал короткий пенис, от корня, которого, торчал стручок обрезанной мошонки. Карлик медленно перебирал косточки жареной утки, откусывал от них – еле открывая рот – небольшие кусочки мяса и бросал их к объедкам. Богомол был умён, как полагалось скомороху, и умел предсказывать будущее, но только неточно.

Чёрная тень бесшумно накрыла между колоннами окаёмок багрянца зари и замерла, будто приникла ладонями к полу. Мильк медленно перевёл на мать и супругу взгляд: та собиралась с мыслями. Юноша слегка поднял правую руку с колена и спросил:

– Чего супруга желает сказать супругу?

– Госпожа близка к господину и хотела бы быть ещё ближе к нему.

Юноша собрался с мыслями и ответил:

– Да пребудет с тобой мир! Спокойной нам ночи.

– Уйдём в адетон, где я позабочусь о твоих членах. На ложе Объятий ты сможешь без всяких забот последовать стези утешения, ни о чём не беспокоясь.

Пусть будет все, как есть, ведь все, так или иначе должно быть устроено, если уж оно – время, таким образом, течёт.

– Но разве это не чудесно и не отрадно? Разве моё ночное благословение не отличится от дневного восшествия, ведь ты Мелькарт, и ты не выйдешь из этой роли.

– Ты по опыту прошедших лет знаешь, кто я такой и какой предстоит мне крюк, идя дорогой братьев. Мы увидимся с тобой на базальтовом ложе, в мире света, блеска и легкости.

Будучи самим собой, Мильк вглядывался и вживался в божественное своё бытиё: юноша быстро впитывал ярмо новых требований, хотя в прошлом он и не знал никаких обязанностей и усилий, провождая дни, как придётся. Он деятельно старался подняться на высоту намерений бога. У Ханны увлажнились глаза, они при этом поразительно были похожи на глаза Тейи Ань Нетери – Подруги Царицы, которая плакала рядом слезами умиления.

Не отрывая локтей от туловища, Тейя протянула ребёнку солнца обе ладони, будто приносила жертвенный дар. Тенистые её щёки были окаймлены, синим париком, ниспадавшим ей на затылок и на плечи и схваченный лентой, над которой – от темени – тянулся стебель лилии. Стебель этот изгибался на некотором расстоянии от парика, так что сами лепестки лилии висели надо лбом. Цветок тускло блестел от светочей, зажжённых канделябр.

– Цветок стран! – говорила Подруга Царицы. – Прекрасноликий! Неповторимый красавец с чистыми руками! – супруга Гая Мельгарда сохраняла тон радостного изумления, произнеся такие заученные формулы. – О наполняющий дом красотой: прелестное создание, перед которой преклоняется Подруга Царицы. Читающий змей в моём сердце, исполняющий не высказанные желания.

– Вот подушка, – отвечала за супруга Ханна, извлекая из-за спины расшитую аметистом подушечку, и положила её на ступеньку у своих ног. – Я выполню твоё желание тем радостнее, чем интересней оно будет!

Тейя полагала, что пришла к царице с просьбой, но это вызывало в ней боязливую радость, и она говорила лишь красивые слова.

– Чего мне желать, будучи вашей подругой? – спрашивала она мягким голосом, присаживаясь на красочную подушку у открытых ног божественной Ханны. – Вами я только и живу. Благодаря вашему Величеству у меня есть всё, чего только можно пожелать.

Тейя помнила, что от новогодия до новогодия, время летело быстро, и в прошлом она уже сидела так перед Величеством Матери, Ханны предшественницы – другой женщины.

– Если у тебя есть место при храме, то потому, что ты выделяешься среди украшений моего мира. Если ты зовёшься Подругой Царицы, то потому, что ты супруга милостивого Гая Мельгарда и блистаешь золотом его солнечной милости. Без него ты была бы покрыта мраком. Будучи супругой Гая Мельгарда, ты обильно озаряешься моим светом.

– Не стоит мне противоречить тебе, коль таково мнение Матери, – вмешался в разговор Мильк. – Постараюсь лучше не опровергать сказанного тобой об обилии света.

Ханна хлопнула в ладоши.

– Зажгите свет! – приказала она иерофанту.

– Супруга моя! Нужен ли сейчас избыток света? Возрадуемся и такому прекрасному свету