Дочери служанки - Сонсолес Онега

Донья Инес поверить не могла своим ушам.

– Моя дочь стыдилась меня по вашей вине, из-за таких вот богатеев, владельцев плантаций, которые называли меня ведьмой и одержимой.

– Моя мать никогда вас так не называла, сеньора Варгас. Она вас высоко ценила.

– Твоя мать была единственная, кто относился ко мне с уважением. Она была хорошая женщина. Я против нее ничего не имею! И потому не стану читать, что написано на твоих ладонях, а просто расскажу тебе о твоей судьбе.

– Не говорите ничего, умоляю вас. Я не хочу этого знать! – ответила донья Инес в слезах.

– У тебя есть дочь, но ты не скоро ее узнаешь.

– Замолчи, проклятая! – умоляла донья Инес.

– Ты ее родила, но пока не знаешь, кто она.

Донья Инес в страхе выбежала из дома Антонины Варгас; она дрожала всем телом, у нее беспрерывно лились слезы. Она добежала до имения «Диана» с такой болью в груди, от которой, казалось, вот-вот остановится сердце. Ноги были грязные до колен и расцарапанные жесткой травой, потому что сначала она бежала по пыльной дороге, а потом по узкой тропинке.

Когда она появилась в имении, грязная и непричесанная, дон Густаво уже ждал ее с мрачным видом.

Пока ее не было, слуга-негр появился в главном особняке, ни у кого не спрашивая разрешения, и рассказал сеньору Вальдесу, почему на мраморной доске на кладбище Сан-Ласаро нет имени его брата. Говорил он быстро, как говорится, без точек и запятых.

То есть очень торопился и без пауз.

Вот что он сказал.

Дон Хуан решил умереть после того, как увидел, что сделал с его владениями ураган Мальпико, терзавший провинцию трое суток и днем и темной ночью.

Ветры и без того добивали его, но вдобавок разносили вредителей, и он уже несколько месяцев жил в печали, потому что они иссушили всю плодородную землю.

Мерзкие насекомые начали с живой изгороди кладбища, затем перекинулись на восточную межу, дошли до середины плантаций, а там уже покончили и со всем остальным.

Негр не знал, как сказать брату о том, что дон Хуан из-за всего этого взял да и повесился.

– Из-за этой напасти у него даже все веревки растрепались, – сказал он, указывая пальцем на веревку. – Его снимали трое мулатов. И не верьте тому, что говорят в Сан-Ласаро, будто бы родные бросили его, чего только не скажут. Все это вранье, сеньор Вальдес. Единственные, кто его покинул, были его животные, они исчезли, один за другим, пошли к реке, и больше о них никто ничего не знает.

Однако слов было недостаточно, чтобы объяснить все произошедшее, так что негр протянул ему два письма.

– Это, – сказал он, подавая один конверт, – для нас. Его дон Хуан написал собственной рукой; тут указания, как его похоронить: в деревянном гробу, в рабочей одежде, с фотографией покойного деда и четками из оливкового дерева, которые вложат ему в руки после того, как он уйдет из жизни.

Негр помолчал.

– Второе письмо он оставил на ваше имя. Мы его не вскрывали. Ваш брат знал, что вы вернетесь в имение «Диана» и прочтете его.

Слуга отдал конверт дону Густаво и теперь уже надолго умолк под взглядом Исабелы, которая ни на секунду не переставала плакать, а ведь она даже не знала дона Хуана, никогда не видела его и была возмущена состоянием полнейшего свинства, в котором находилось его последнее жилище.

– Где похоронен мой брат? – наконец произнес сеньор Вальдес.

– Я вас отведу.

Они взяли направление на север и дошли до песчаного холма, где кто-то установил крест из деревянных кольев и написал от руки имя Хуана Вальдеса.

– Он выбрал для себя эту землю, и теперь он в этой земле.

Глава 11

Несколько недель донья Инес пролежала в горячке и в бреду, и высокая температура никак не хотела снижаться. Она никому не рассказывала о том, что у нее произошло со знахаркой Варгас, и ни словом не обмолвилась о разговоре мужа со слугой. Прошло много дней, прежде чем ее пульс пришел в норму. Но несмотря на это, у нее так сильно болела голова, что она бы не поверила, если бы кто-то сказал, что такое возможно.

В те дни ее муж занимался похоронами брата в фамильном пантеоне. Он поручил выбить его имя на мраморной доске и в полном одиночестве молился за упокой его души. Даже Исабеле не разрешалось сопровождать сеньора. У нее и так было достаточно забот: она занималась малышом и новорожденной девочкой. Кладбищенские охранники, которые много дней назад нашли дона Густаво полумертвым, теперь старались облегчить ему возвращение в имение «Диана» – уж как могли – и получали щедрые чаевые.

Письмо, которое передал ему слуга, состояло из нескольких листов, исписанных доном Хуаном: он подробно пояснял, где находятся деньги, которые он вложил, и что нужно сделать, чтобы их получить. А также где хранятся драгоценности доньи Марты и бабушки Соле. Кроме того, он указал несколько имен собственников, которые в свое время интересовались имением, поскольку лучше бы его продать. Весьма поверхностно он описал ураган и нашествие насекомых. Он решил не придавать этому слишком большого значения, чтобы не вызвать у Густаво тревогу. Напротив, он посвятил несколько строк тому, чтобы какие-нибудь ветры принесли брата обратно на остров, где он сотворил бы империю.

Слова младшего брата были наполнены такой любовью, что тронули Густаво так сильно, как только это вообще возможно. Хуан никогда не был женат, не знал женщин, и единственной его страстью были земля и книги, которые он собирал тщательно и со всей душой и которые ураганные ветры и дожди разметали во все стороны, будто их никогда и не было.

Начиная с того дня, дон Густаво стал делать то, что должен был делать, и ничего другого. Он перестал заниматься кубинскими и испанскими счетами и посвятил всего себя – и тело, и душу – имению «Диана». Донья Инес сомневалась, стоит ли вкладывать в него все деньги, которые они привезли из Испании, и хорошая ли это мысль, но муж никогда не интересовался ее мнением. Он все также не садился за один стол с ней и детьми. Завтракал, обедал и ужинал в одиночестве за каменным столом в кухне и всегда с открытыми окнами; говорил, что не хочет делиться теплом со злыми духами.

Он проникся идеей восстановить прежний водопровод. Нанял рабочих в