Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков

В ответ на это командующий Северо-восточного участка «Завесы» запретил Виноградову обращаться к себе напрямую и впадать в панику. Доклады следовало посылать в штаб и директивы получать тоже оттуда. Кедров понимал: замены Виноградову на Двине сейчас нет.

«Потом, когда обстановка будет более спокойная и подойдут свежие силы, – думал Кедров, – он, конечно, будет отстранен от командования войсками и отправлен на партийную работу, но пока Виноградов должен держать оборону».

Ответ Кедрова сильно обидел Павлина Федоровича, и в начале сентября он написал наркому письмо, полное недовольства и пророчеств.

Виноградов как будто знал, что это будет его последнее письмо, ставшее своего рода завещанием.

«Я понимаю Ваше стремление внести порядок и устранить революционные дефекты, фамильярность и прочее. Но нужно помнить, что крайности вредны вообще, и особенно вредны в этом направлении, – с обидой пенял Кедрову Виноградов. – Если бы все штабы имели характер моего, в котором нет ни одного продающего за деньги свои знания, а только преданные революции люди, служащие не за страх, а за совесть, то, конечно, никто бы возражать не стал против такого порядка. Но когда во главе вашего штаба находится Самойло, а штаб Геккера почти весь состоит из продавшихся за деньги офицеров, которые дурно влияют на Анатолия Ильича и ссорят его с Советской властью. В таком случае непосредственные сношения между нами, безусловно, необходимы».

Виноградов не любил царских офицеров, особенно высшего состава, и крайне враждебно относился к бывшему генералу квартирмейстеру Александру Самойло, перешедшему на сторону большевиков. Не пользовался его доверием и Анатолий Ильич Геккер, начальник штаба красных.

«Я начинаю не доверять штабу Геккера, – писал Виноградов Кедрову, – следовательно, я должен иметь возможность говорить с Вами лично. У меня нет фактов, а есть косвенные указания, а главное, такое же ощущение имеется у целого ряда честных и талантливых, притом непартийных работников. Я думаю, что не найдется ни одного дурака, который заподозрит меня в измене, но я счел бы дураком того, кто не стал бы остерегаться штаба Геккера или ему подобных. Анатолий Ильич очень ценный человек, но он почти один, а, главное, он военный, мало разбирающийся в столь сложных условиях нашей гражданственности. Поэтому необходимо закрепить за мной право непосредственных сношений в особо важных случаях».

В письме Виноградов делает и весьма неожиданное заявление:

«Необходимо сменить утомленные части, а также командный состав, в первую очередь – командный состав балтийцев, он очень плох. Но, главное, надо сменить меня. За время с 23 июня по 3 сентября я так много работал, что нахожусь все время в состоянии умственного ослабления. Беспрерывные тревоги, разъезды – все это страшно утомило меня. Свежесть сознания отсутствует совершенно, и лишь необычайным усилием воли я держусь на ногах. Вчера, находясь на пароходе, я просидел пять часов на мели, простудился и теперь хвораю.

Немедленно пошлите на мое место кого-нибудь крупнее, и будет самое лучшее, если вы прикажете Геккеру занять мое место, а мне дадите возможность отдохнуть несколько дней и поработать в тылу, где я более пригоден, чем здесь. Но сделайте это в самом срочном порядке.»

Неотложные дела отвлекли командующего Двинским фронтом, и конец письма он дописал через какое-то время:

«Сейчас получены тревожные вести, я должен немедленно выехать на передовые позиции и доклад кончить не могу. Помните: каждое мое слово имеет характер пророчества. Торопитесь, иначе будет поздно. Мой фронт имеет громадное значение. Не подумайте, что я трус или что поддаюсь панике. У меня холодная голова и железная воля, и только я один останавливаю панику, но я едва держусь на ногах, а с моим уходом отсюда фронт, если не рассыплется, то пострадает жестоко».

Виноградов, послав письмо в Вологду, направился на передовую.

Оперативная обстановка на Двине была сложной. Ни одна из сторон не имела решающего преимущества в живой силе и вооружении. Белые и союзники, закрепившись в Двинском Березнике, начали продвижение вверх по реке.

Виноградов во что бы то ни стало решил отбить устье реки Ваги и ближние к нему деревни, чтобы создать плацдарм для дальнейшего наступления. В начале сентября его силы наконец-то существенно возросли. Подошел давно ожидаемый красными Первый вологодский полк. Он дал преимущество в живой силе, и Павлин Виноградов немедленно решил атаковать.

Небольшая деревня Шидрово на правом берегу Ваги, рядом с устьем реки, была важным стратегическим пунктом. Под покровом ночи с 6 на 7 сентября солдаты Первого вологодского полка и рота балтийцев заняли деревню. Население встретило красных враждебно. Еще бы! Еще в августе, когда красные отходили к Сельцу, Виноградов приказал расстрелять священника, которого заподозрил в симпатиях к белогвардейцам. Ему показалось, что с колокольни кто-то фонарем подает знаки противнику. После этого рассчитывать на добросердечность местных не приходилось.

Солдаты расположились на берегу Ваги сразу за ручьем, недалеко от церкви.

Атаку ожидали со стороны устья реки. В Березнике, где находились белые и союзники, уже знали о захвате Шидрова. Водный путь в сторону Шенкурска, находившийся в руках союзников, оказался перерезан. Было необходимо как можно скорее отогнать красных от реки.

Командующий Двинским фронтом приказал разместить на угоре пушки-макленки, все что было из тяжелого вооружения, и пулеметы. Пехота залегла цепью…

В сумерках со стороны Двины появился пароход противника. Прижимаясь к левому берегу, он направился в сторону Шенкурска.

Красные, подпустив судно поближе, ударили из орудий, обозначив свою позицию. Артиллеристы на судне, как будто ожидали засаду, сразу произвели залп в сторону красных. Батарея Виноградова ответила. Белые уточнили прицел, выстрелили и накрыли позиции противника – раз, другой, третий. Церковь, неподалеку от которой расположился отряд, оказалась превосходным ориентиром.

Разрывы следовали один за другим. Цепь стрелков огрызалась ружейным и пулеметным огнем. Мертвому припарка! Артиллерия с корабля белых продолжала утюжить красноармейские позиции.

Солдаты заволновались. Командующий выскочил из укрытия и, пригнувшись, побежал вдоль цепи.

– Держать позиции! – Кричал Виноградов. – Кто будет драпать, пристрелю!

– Пошел ты! – Донеслось со стороны балтийцев. – Дураков умирать нет.

– Кто сказал? – Виноградов чуть не поперхнулся от ярости. – Где эта сука?

Он сжимал в руке маузер и, грозно потрясая им, был готов стрелять в любого, кто первым побежит назад. Но матросы молчали, связываться с командующим никто не хотел.

Около церкви в большом двухэтажном доме бывшего удельного ведомства расположился штаб красноармейского отряда. Это было самое безопасное место. Стрелять по храму белые не решатся, рассудил Виноградов.

– Товарищ командир, – вестовой был встревожен, – разведка докладывает, что в устье Двины стоит большой военный корабль под британским флагом. Он будет в Шидрово через четверть часа.

– Надо отходить, – посоветовал Виноградову