Дочери служанки - Сонсолес Онега

прислугой. Донья Инес не стала чинить препятствий этим запретам. Спорить было бы худшим решением, поскольку на самом деле она ничего не решала и в конце концов у нее оставался неприятный осадок с риском получить приступ разлития желчи.

Они собирались в задней комнате книжного магазина на улице О’Рейли, где находилось первое агентство иностранных газет, получавшее передовицы из половины стран мира. Особенно статьи Пулитцера и Херста[25], которые открыли для себя золотоносную жилу благодаря войне Кубы за независимость от Испании и заваливали остров желтой прессой. Дамы проводили вечера, беседуя о человеческом и божественном, о материях, которые интересовали сеньору Вальдес до самой ее смерти. Говорили о чудесах и о литературе. А также о воспитании детей. У нее так никогда и не хватило смелости рассказать, что ее дочь Каталина превратилась в настоящее мучение, и как с ней справиться, она не знает. Девочка не хотела учиться, хоть убей. Она протестовала против всего. Ей не нравилась ни ее одежда, ни ее друзья. Разговаривала она дерзко. Дважды ее исключали из школы за то, что она выбросила в окно игрушки других девочек. Ее тошнило ни с того, ни с сего, и даже Исабела в конце концов подняла белый флаг.

– Эта девочка из другого мира, – высказалась она.

Донья Инес, услышав эти слова, едва не надавала ей пощечин, но сдержалась, вспомнив об ударах хлыстом доньи Марты и поняв, что не стоит обращаться к прошлому опыту.

Однако высказывание служанки не пропало всуе. Хотя она не могла выразить это словами, Каталина чувствовала, что она из другого мира, что это не ее семья, что она оказалась здесь против воли. Собственное тело было для нее чужим, затерявшимся в чуждом для нее мире.

С ней нельзя было прожить ни одного спокойного дня, однако дон Густаво оставался глух, когда на его дочь нападал гнев или когда она начинала бить ногой по стене. Ее брат Хайме, мальчик спокойный и приятный, отличался благопристойным поведением, прилежно учился и, как мог, успокаивал сестру, но однажды, по привычке размеренно и четко, сказал матери, что эта девочка не может быть их кровной родней. Донья Инес, которая и представить себе не могла, что произошло в Пунта до Бико, взяла его за волосы и встряхнула четыре раза, так что у него навсегда пропала охота снова открывать рот на эту тему.

Спрятавшись в складках скатерти, покрывавшей стол с жаровней в гостиной, Каталина слышала весь разговор.

– Вы не любите меня, – проговорила она сквозь слезы.

Донья Инес крепко обняла ее. Но этого было недостаточно. Каталина, погруженная в печаль, сжала зубы, чтобы сдержать свою боль. Мать и представить себе не могла, что переживает девочка. И она сомневалась, что настанет день, когда она узнает, почему это происходит с ее дочерью, почему та ведет себя таким образом и какой дьявол поселился у нее внутри.

Знахарка из Сан-Ласаро была права.

Глава 15

Дочерям дона Густаво исполнилось по семь лет в феврале 1907 года. Испанией правил Антонио Маура[26], на троне сидел Альфонсо XIII[27], а в Гаване раздавался галисийский гимн Пондаля[28]. Остров переживал новую интервенцию Соединенных Штатов из-за мятежей, направленных против правительства Эстрады Пальма[29]. Неспособный справиться с ними в силу своего характера, не обладая данными политика, он был вынужден в сентябре 1906 года объявить о своей отставке. Уже на следующий день в городе высадились две тысячи человек Рузвельта. Они пустили в ход двести миллионов американских долларов, вложенных в недвижимость.

Гуарачо попали в точку.

Времена были неспокойные, но повседневная жизнь шла своим чередом, и дни рождения дочерей дона Густаво отпраздновали, как обычно: они не вошли в историю.

Угощение Каталины состояло из яблочных тарталеток, пирожных с кокосом и лимонада из чиримойи; все это Мария Элена, Исабела и Лимита принесли в плетеных корзинах в дом на площади Альбеар, где в тени вековых деревьев девочка распаковала приготовленные сладости.

По другую сторону Атлантики Кларита задувала свои свечки без пирожных. Только она сама и помнила, когда у нее день рождения. Рената потеряла счет дням, месяцам, годам, погруженная в безумие, причины которого объяснить она никогда бы не смогла. Клара нашла семь щепок, воткнула их во влажную землю и произнесла единственное желание: научиться читать и писать.

В ту же ночь, после празднования, сеньор Вальдес вошел в супружескую спальню, как раз когда донья Инес готовилась ко сну, накладывая крем на лицо и тело и расчесывая волосы.

– Я по-прежнему хочу тебя, – сказал он, подойдя к ней.

Донья Инес не знала, что отвечать.

Она уже давно привыкла жить, не слыша подобных слов.

Не подставляя губы для поцелуя.

Не чувствуя тепло его рук.

Отсутствие нежности в течение длительного времени приводит к оцепенению тела и затягивает паутиной душу, открывая раны, которые заживают с трудом.

Однако она ему отдалась.

Они снова лежали в одной постели, оба потные от взаимных ласк.

Начиная с того дня, что бы ни делал дон Густаво, все было направлено на благо жены и детей, словно для того, чтобы, спрятавшись в этом потаенном месте, заплатить по счетам тому, кто приговорил его жизнь к переменам и неуправляемым поворотам судьбы.

Они возобновили милый обычай завтракать вместе, а порой дон Густаво появлялся в доме без предупреждения, чтобы поцеловать жену. Иногда он срывал цветок в городском саду и вставлял его в петлицу. Сеньора Вальдес никогда не спрашивала его, чему она обязана такой переменой настроения. Она давно поняла, что терпеть изменчивость мужчины составляет обязательную часть брачного соглашения. Ей было вполне достаточно убеждаться, что он демонстрирует все признаки любви, а ее оплодотворенное нутро уже начинает искажать линии фигуры.

Реакция на весть о беременности была разной: у дона Густаво она вызвала восторг, как прекрасная мечта, среди служанок – переполох, у Хайме – невинное непонимание происходящего и полнейшее отсутствие интереса у Каталины, которая ни разу не спросила у матери, почему у той так увеличилась грудь, округлились бедра, а живот все рос и рос.

Мать постаралась объяснить ей, что новорожденные дети приносят счастье в семью, но она всегда будет в особенном положении как первая девочка, что дает ей преимущество.

– Я всегда буду любить тебя больше всех других, потому что ты моя первая девочка, – говорила ей донья Инес.

Каталина притворялась, что не слушает, или делала вид, что слова доньи Инес до нее не доходят.

Развитие плода проходило без малейших неприятностей. Не