Далайя - Абай Тынибеков

В остальном же ничто не указывало на присутствие людей. Изредка, но почти везде вокруг селения попадались свежие звериные следы. Это было хорошим признаком, так как напуганный человеком зверь долго не появлялся.

Вернувшись в селение и выставив дозоры, старший вдруг вспомнил о пленнике. Тот пережил прошедшую ночь и находился у одного из шатров. По его виду старый воин понял, что жить он будет. Об этом свидетельствовали его глаза: они были ясны, а взгляд – осмыслен, наполнен силой и даже твёрдостью.

Вокруг пленника вилась детвора, пытаясь, повизгивая, заигрывать с ним. Будучи обессиленным, он не мог поднять даже здоровой руки, но их не отвергал, а смешно таращил на них свои огромные глазища, отчего они пребывали в особом восторге, отпрыгивали от него, изображая испуг, и вновь наседали, с каждым разом всё чаще дотрагиваясь до него ручонками и даже забираясь ему на колени. Похоже, ему было приятно их внимание. Он изредка улыбался, открывая ровные ряды белоснежных зубов.

«К плохому человеку дети не подойдут. Особенно сакские», – подумал старший и направился к отведённому им шатру.

* * *

Прошло три дня.

По велению старшего старейшине беженцев были переданы все кони, захваченные в ночной схватке с персами.

На протяжении этих дней воины каравана обучали юношей селения, вооружённых трофейным оружием, навыкам владения им и искусству ведения боя. За столь короткий срок, казалось бы, невозможно обучить всем премудростям воинского искусства, но молодые люди были саками, и достаточно было одного показа, чтобы они достойно повторяли увиденное.

Навыки приобретались ими в изнуряющих тренировках, но главное, что вело их к быстрому успеху, всё же было заложено в их крови и передавалось от родителей к детям в течение многих сотен лет. Оно заключалось в неизменных качествах каждого сакского воина: свободолюбии, терпеливости, вольности души и телесной подчинённости, благородстве помыслов и гордой покорности, непоколебимой крепости духа и чистосердии.

За то короткое время, что прибывшие воины провели в маленьком селении, простолюдины привязались к ним всей душой. На суровых лицах женщин всё чаще появлялись улыбки, отчего в них угадывался истинный, более молодой возраст. Не редкостью стал и их смех. А в их движениях появилась лёгкость и даже воздушность.

Наблюдая за переменами в поведении людей, хозяйка каравана понимала их причину. Она была проста и объяснима. Только с прибытием её отряда все обитатели этого селения, особенно женщины, почувствовали себя уверенными под защитой воинов, родных саков.

Но ей было ясно и другое. Чем больше те привыкали к такому состоянию души, тем горче для них становилось предстоящее расставание. А оно неминуемо подступало.

Было решено пробыть ещё два дня.

Всё, что за такой сжатый срок успели сделать для собратьев старший каравана и его воины, было поистине бесценно в это тяжёлое время и в том положении, в каком оказались они, простые, добрые люди.

Что говорить о них, если сама женщина за это время незаметно для себя отвлеклась от постоянных тяжёлых дум, бередивших её душу. Ей легче дышалось среди родного народа. Дни, прожитые здесь, были как добрый сон. Пусть ненадолго, но забылись события минувших дней. В сознании куда-то далеко отодвинулись мысли о войне и неопределённости судьбы её отряда.

Странные, доселе незнакомые перемены происходили у неё в душе и ещё от чего-то другого, что настораживало её и даже пугало. Поначалу она не могла понять, что было их истинной причиной. Всегда непримиримая к любой неизвестности, она, стремясь разобраться в непонятных ощущениях и чувствах, всё больше предавалась размышлениям.

Однажды, прогуливаясь невдалеке от стана, она наблюдала за состязаниями, устроенными в очередной раз для юношей селения. Те на полном скаку стреляли из луков, бились на мечах, затем вместе с воинами каравана устремлялись вдаль, поднимая клубы пыли и пытаясь обогнать друг друга.

Зрелище было настолько интересным, что полностью захватило её.

В какой-то момент, когда все они возвращались, сбившись в плотный стройный ряд и сдерживая разгорячённых коней, при этом что-то громко и бурно обсуждая, она увидела среди них его и не поверила себе, своему внезапному озарению. В одно мгновенье всё в ней будто бы куда-то стало проваливаться, но тут же наполнило её ещё больше, вернувшись полыхающим жаром.

Её лицо горело от внезапно прилившей крови. Дыхание перехватило. Прижав ладони к щекам, не имея сил тронуться с места, ощущая неимоверный стыд, словно ей довелось стоять на всём миру обнажённой, она оглянулась вокруг, и если бы увидела кого-то рядом, то была уверена, что тут же провалилась бы сквозь землю. Но, к её радости, возле неё не было ни души.

Всадники въехали в селение.

Пошатываясь, сделав неуверенный шаг, тихо охнув, женщина плавно опустилась на землю.

Весь вечер она провела в шатре. Впервые в жизни в его мягких войлочных стенах она нуждалась, как в броне, за которой теперь находилось то, отчего ей становилось не по себе. Оно было невраждебным, но и знакомым не было. Оно просто заполнило собой всё её нутро и весь окружающий мир.

Ночь была бессонной и долгой. Мысли мелькали какими-то обрывками, изматывая тягучей путаницей в голове.

Проворочавшись до самой полуночи, изнемогая то от духоты, то от охватывавшего озноба, она решилась выйти из шатра. Лёгкий свежий ветерок тут же пробрал её до костей. Укутавшись плотнее в плащ, она немного постояла у шатра, а потом, сама того не заметив, оказалась на том самом месте, где днём с ней произошло нечто неимоверное, непонятное, но перевернувшее всё её сознание и всю её душу, засевшее чем-то ноющим в глубине сердца.

Его образ всё чаще представал перед её глазами, всплывая в памяти. Всякий раз при его появлении она упорно отгоняла его, иногда даже встряхивая головой, словно пытаясь освободиться от чего-то назойливого.

Вконец обессилев от такого странного состояния, она вернулась в шатёр и забылась тревожным сном.

* * *

«Ну надо же, какой удивительной красоты эта женщина!» – всё чаще, издали заглядываясь на неё, мысленно восхищался он.

Когда она находилась в шатре, он томился ожиданием скорейшего её появления, а увидев её, уже не мог отвести от неё взора. Но если кто-то находился поблизости от него, он старался уединиться, чтобы вновь смотреть на неё, и делал это торопливо, боясь её возвращения в шатёр. Теперь он засыпал с мыслями о ней, желая, чтобы быстрее пролетала ночь.

* * *

– Я догадываюсь, о чём ты думаешь всё это время, – после недолгого молчания произнесла женщина. – Мне не жалко для