Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

class="p1">– Но если б мы стали валить деревья побольше, они были бы тяжелее. Мы бы их и с места не смогли сдвинуть, не говоря уже о том, чтобы положить в основание дома. Так? – возразила я.

Папа почесал бороду, а потом произнес фразу, которую часто любил повторять:

– Давай будем делать то, что можем, пока можем, и как можно быстрее.

В течение дня папино настроение то и дело менялось, и я поймала себя на том, что стараюсь как можно быстрее находить подходящие деревья, чтобы он не падал духом. К вечеру нам удалось отыскать всего четыре ствола в дополнение к уже имеющимся. С помощью Пита мы оттащили их во двор. Мы решили, что Лейси лучше всего ошкурить их там вместо того, чтобы таскаться с нами в лес. Впрочем, на эту работу у нее уходило еще больше времени, чем у нас на поиск деревьев. Я поняла, что папа в отчаянии, когда он бросил работу, наклонился, опершись руками о колени, и насупил брови, так что они слились в одну знакомую линию. К ужину папино настроение нисколько не улучшилось.

Когда мы собрались у огня, мама показала рукой на мешок с мукой и сказала папе:

– Осталось на день, самое большее на два. А ветчины на три-четыре дня.

Я заметила, как папа понурился, словно тяжесть бед, свалившихся на нас, вот-вот была готова сломить ему хребет. Стоило мне подумать об этом, как я поймала себя на том, что уже и не помню, когда в последний раз слышала папин смех.

– Ты, типа, хочешь спросить, что будет, когда у нас закончится еда? – прорычал он.

Я смотрела на огонь, делая вид, что погружена в свои мысли, но, услышав его слова, произнесла:

– Пап, ты же сам говорил, что у нас есть мы. И наше доброе имя.

– Этим сыт не будешь, – буркнул он.

Я поняла, что сейчас лучше промолчать. Нам до зарезу было нужно какое-нибудь чудо. Поздним вечером я услышала, как о нем тихонько молится мама. Я вслушивалась в звуки ее голоса, покуда она не умолкла, то ли иссякнув, то ли сдавшись.

Глава 10

Мы и прежде недоедали, но теперь чувство голода усилилось настолько, что его уже не получалось не замечать. В животе так и сводило от боли. Теперь на меня так часто находили приступы головокружения, что мне приходилось бросать все дела и стоять минуту, дожидаясь, когда эта напасть пройдет. Мысли в голове путались. Я стала делать насечки на одном из деревьев, что росло неподалеку от двора. Шел уже четвертый день с того момента, как мы толком поели в последний раз.

Чтобы отвлечься, я как-то стала напевать, пока мама не велела мне замолкнуть.

– Нет у нас повода для песен.

Желание петь и плясать пропало без следа, и вместо него образовалась зияющая пустота, совсем как у меня в желудке. Да, я пыталась переключиться и постоянно себя чем-то занимать, однако, когда в брюхе пусто, о голоде очень сложно забыть. Ночью, когда мы ложились спать на охапку листьев, от которых у меня была чесотка, я упиралась худыми бедрами в землю. Ребра четко проступали сквозь кожу. Да, я никогда не была такой стройной и хрупкой, как Лейси, но сейчас у меня возникло ощущение, что я таю, как ледышка на солнце. Прежде я могла похвастаться мускулистыми ногами, крепкими руками и мощной спиной. Силой я не уступала мужчине. Теперь же я ослабла настолько, что мне казалось: ткни меня пальцем, и я повалюсь на землю.

У Сефа начался насморк, который никак не хотел проходить. С его некогда пухлых щек исчез румянец. Лейси приходилось тяжелее всего. Она перестала играть на воображаемой скрипке. Ее странные блуждания тоже прекратились. Она больше не пыталась сбегать – ни на Камень желаний, ни куда бы то ни было еще. Все сидела у костра и отходила от него только для того, чтобы облегчиться, после чего спешно возвращалась обратно к огню. Однажды она придвинулась к нему так близко, что ей опалило волосы. Если бы я не учуяла запах паленого, вернувшись с очередной ходки за водой, была бы вся в ожогах. Я оборвала тлеющие концы волос, а Лейси принялась раскачиваться из стороны в сторону. С тех пор она так этого и не прекращала. Мы все пропитались запахом дыма, а глаза у нас вечно оставались красными. Прошлой ночью последнее, что я увидела, прежде чем провалиться в глубокий сон, была моя сестра, которая все раскачивалась и раскачивалась. Мы медленно угасали. Каждый из нас напоминал наш покосившийся сарай, готовый рухнуть в любую минуту.

Мы совершали вылазки в поисках еды. Несколько раз нам удавалось найти чернику, дикий виноград, лук-шалот и побеги одуванчиков. Чернику и виноград мы съедали сразу, чтобы вернуть хотя бы крохи сил. Мы, то есть папа, мама, Лейси и я, шли, выстроившись цепью, напоминая идущих в атаку солдат Мировой войны, чьи фотографии я видела в школе. Мы собирали все, что могли найти, даже если ягоды были еще зелеными, и непременно всегда делились друг с другом. Сладкий сок даже от трех-четырех ягод казался мне сущей амброзией. Рот тут же наполнялся слюной – организм требовал добавки. Впрочем, ягодами лакомились не только мы, но и белки, еноты и птицы. Доставалось нам мало – и это совсем не окупало усилий, которые мы прикладывали для поиска и сбора ягод.

Мы с папой и дальше таскали деревья для будущего дома. Я одновременно собирала ягоды сумаха. То немногое, что мне удалось отыскать, я отдала маме, и она сварила из них нечто вроде компота. Вкус у него получился не такой уж ужасный. Он отдавал лимоном, хотя я вполне допускаю, что это просто было плодом моего измученного голодом воображения. Однажды, наткнувшись на побеги одуванчиков и дикого лука, я собрала свою добычу и отнесла маме, которая сварила из них суп. От него мне захотелось есть еще больше.

– Так живот от голода будет меньше болеть, – сказала мама.

Я не стала ей говорить, что этот фокус не сработал.

* * *

На следующее утро после того, как мы поели щей из одуванчиков, я отправилась на реку за водой. Эту свою обязанность я начала уже тихо ненавидеть. С собой я взяла Сефа, надеясь, что прогулка на время отвлечет его от голода. Чувствовала я себя паршиво. В иных обстоятельствах я бы предложила братику во что-нибудь поиграть, но выглядел он так, что прямо слезы на