Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

Горка плавал хорошо, он научился в восемь лет, легко и просто, когда копошился в воде на мелководье пруда под присмотром матери с другими такими же, поскользнулся в какой-то момент, потерял дно и автоматически принялся подгребать под себя руками. Мать, встрепенувшись было, все поняла и крикнула: «молодец, Горка, давай, не бойся!» Он и не стал бояться, а уже через пару недель купаний уверенно выгребал саженками, подражая старшим пацанам, и даже попытался сделать «белую березу», как делали они, но тут у него не вышло: при нырке вода попала в нос, и Горке стало больно; он решил, что с этим трюком надо повременить. А трюк пользовался успехом, неизменно заставляя визжать и притворно ругаться наблюдавших за ним девчонок. Он заключался в том, что надо было поглубже нырнуть, сдернуть под водой трусишки и вынырнуть расставленными ногами, демонстрируя миру причиндалы. Это не у каждого получалось.

Вот и тут – Горка плыл неспешным брассом, поглядывая по сторонам, – ничего похожего не наблюдалось, хотя купальщиков было много, как и девчонок, и взрослых девушек на берегу. Зато с вышки народ сыпался как горох, кто с нижней площадки – «солдатиком», а то и кувырком, кто со средней – некоторые красиво, «ласточкой», – только самая верхняя пустовала. Выбравшись на берег, Горка задрал голову, прикинул: да, с трех, а то и с четырехэтажный дом высотой была площадка, страшно сигать с такой верхотуры. Тут он заметил, что его новые дружки еще только выбираются на берег, и немножко погордился: он-то, выходит, и на большой воде пловец что надо – в отличие от некоторых сухопутных.

Гордость его сменилась стыдом буквально через пять минут: отряхнувшись, Равиль деловито предложил «испытать вышку», они поднялись для начала на нижнюю площадку. Равиль, разбежавшись, прыгнул, болтая в воздухе ногами, следом полетел – строго вертикально, с прижатыми к груди руками, Гусман, а Горка… Он подошел к краю площадки, посмотрел вниз (до воды было метра три от силы), и вдруг ему стало страшно: он представил, как врезается в эту толщу, уходит под воду фиг знает на сколько метров, как вода рвет болью его нос, а надо сдерживать дыхание и выныривать, выныривать… Он отошел (мимо с гиканьем пронеслись и рухнули в воду парень с девчонкой), снова подошел к краю и – не смог, спустился, не глядя на развалившихся на песке дружков.

Они, однако, ничего не заметили – или сделали вид, что не заметили, – только подняли на Горку глаза и кивнули, – айда, ложись, позагораем малость. Позагорали в самом деле самую малость: одежонка-то с великами осталась на другом берегу, мало ли что; поплыли. Горка не отрывался, держался рядом.

Никто у них ничего не стырил, к счастью, и пацаны настроились позагорать уже не спеша. Гусману, правда, не сиделось: для начала он встал на руки, походил туда-сюда, потом прошелся колесом, сделал заднее сальто и только после этого уселся, посматривая по сторонам и разглаживая песок.

– Не смотрит никто ни фига, Гус, – подколол его Равиль, – зря циркачил.

– Мне по фигу, – невозмутимо ответил Гусман, – я для себя упражняюсь. – И сплюнул для убедительности.

Горка, с интересом наблюдавший за кульбитами приятеля, уточнил:

– А с великом долго упражнялся?

– На колесо, что ли, встать? – переспросил Гусман. – Да не особо. В прошлом году цирк приезжал, как его… шапито, да? Я там на мотоциклиста посмотрел, прикинул, он же силу притяжения использовал и торможения. Я тоже решил попробовать.

Горка знал, о чем речь: трюк с мотоциклом, гонявшим по стенкам внутри огромной деревянной бочки, был самым впечатляющим в том цирке, как и сам мотоциклист, такой же, как Гусман, маленький и худой, только в танкистском шлеме, но про торможение не понял и переспросил:

– Там же скорость важнее всего была, он потому не падал.

Гусман посмотрел на него снисходительно:

– Ну а я о чем?

Горка решил не вникать и стал осматриваться.

На их берегу народу было поменьше, чем на том, с вышкой, и народ был явно повзрослее, а кроме того… Горка силился понять, что «кроме», и не находил слова. Вот прошла поодаль фигуристая девушка в раздельном купальнике, за ней потрусил, догоняя, парень в смешных узких брючках и цветастой рубахе, вот метрах в пяти сидят двое ровно и густо загоревших молодых мужчин, разговаривая и слушая музыку… откуда? Из лежащей перед ними книжки?! И что-то они еще делают со своими ногами – ногти, что ли, стригут? Нет, вроде пилят. Зачем?!

Не выдержав, Горка встал и пошел к тем двум. Они обернулись к нему, дружно улыбнулись, один сказал добродушно:

– Привет!

– Здрасте, – растерянно ответил Горка, – извините, я хотел… Вот это что у вас? – Он кивнул на певшую на песке книжку.

– А, – засмеялся тот, кто был к Горке поближе, – это транзистор.

– ?

– Транзисторный радиоприемник, без ламп, «Фестиваль».

– У нас тоже такой есть, – подал голос Равиль (они с Гусманом уже стояли рядом), – только называется «Дорожный».

– Ну вот видишь, и у вас есть, – легко согласился ближний.

– Это не у нас, – вступил Гусман, – это у его предков.

– Да я сам беру когда хочу, – гордо заявил Равиль, – подумаешь!

– И то правда, – опять легко согласился ближний, – не всё же предкам слушать.

Все замолчали, – разговор был вроде исчерпан, и тот, что сидел поодаль, снова склонился к своим ногам, принявшись пилить ноготь на большом пальце.

Пацаны уже собрались отойти, но Горка, увидев пилку, опять не выдержал.

– Извините, – совсем уж потерянным голосом спросил он, – а вот это, это же маникюрная пилка у вас?

Дальний оторвался от своего занятия, дунул на пилку, повертел ее в руках и пожал плечами:

– Можно сказать, что маникюрная, но, вообще-то, педикюрная. Тебя что удивляет, – спросил Горку, – что мы ногти точим? Так это потому, что мы бедные, на носках экономим.

Тут оба рассмеялись, а потом, видя, что мальчишки напряглись и, кажется, обиделись, коротенько, дополняя друг друга, рассказали про гигиену тела, про то, что запущенные ногти мало того что некрасивы и скапливают под собой всякую дрянь, так еще рвут носки, а они, нейлоновые, реально недешевы.

– Все рационально, – заключил ближний, похожий на Грегори Пека, как вдруг заметил Горка.

– Рационально, да, – эхом повторил Гусман, Горка глянул на него и понял, что не удивится, если завтра Гусман обзаведется пилкой для обточки ногтей и будет тренироваться, даже притом что носки у него хэбэшные, а не нейлоновые.

– Ладно, дуслар-ипташляр, – подвел итог Равиль, – айда