Территория тюрьмы - Юрий Прокопьевич Алаев

А Равиль добрый, но хвастун, – вдруг подумал Горка, совсем как Портос. На этой мысли в голове его щелкнуло, он подумал о Гусмане, о его всегда невозмутимом виде, немногословности, ловкости… Атос? А он – д’Артаньян?! Горка вскочил с места, закрутился по комнате, глянул на себя в зеркало, – его охватило возбуждение, предчувствие большого приключения; дверь стукнула, вошла мать, посмотрела на сына, сказала: «А, ты дома уже. А я к Марине ходила, она малосольных огурчиков дала – хочешь?»

Горка отрицательно мотнул головой и, утихомиривая себя, сел к окну с томиком «Трех мушкетеров» – ему надо было кое-что уточнить.

Утром они встретились у колонки, точно как договаривались – в восемь. День занимался жарким, и мальчишки не мешкая покатили к пруду, искупнуться. Дороги как таковой тут не было вообще, просто глинистая колея вдоль оврага, по которой ездили и ходили к плотине пруда, кто набрать в кадки воды для своих жухлых огородцев, кто – на постирушки, а кто и покупаться. Довихляли до плотины и встали как вкопанные. Равиль вопросительно посмотрел на Гусмана, тот на него, оба – на Горку, и он вдруг увидел свой пруд, где научился плавать, где гусь однажды с лета с воды долбанул его клювом в лоб, и Горка, стоявший на плотине, плюхнулся на задницу (ему тогда было лет пять) и заплакал от испуга и боли, где было так шумно и весело, – он посмотрел их глазами и скис.

– Это все? – спросил Равиль. – Вот эта лужа – это все?!

– Нет, – потерянным голосом ответил Горка, – там дальше еще есть…

Гусман потренькал в задумчивости велосипедным звонком, сказал примирительно:

– Вообще-то, красиво: вода парит, лес вон там такой… Айда, Равилька!

Они полезли в пруд, расшугав стайку плававших возле берега уток, поплавали, покувыркались на мелководье, а когда вылезли, обнаружили, что уже не одни, – на пригорке метрах в десяти от них расположилась вкруг компания пацанов, занятых чем-то очень важным.

Горка знал этих пацанов. То есть знаком был только с двумя, с Витькой Дурдиным и еще одним, Косым, а про остальных знал, что они поселковские, шпана в клешах, короче. А этого, второго, на самом деле звали Венькой, но, может, только родители и в школе, а остальные – вот так, Косым. Хотя могли бы и Ржавым звать, как в кино про ребят с нашего двора: пацан был жутко похож на артиста Крамарова, игравшего там главного, как Горка считал, героя. А косым он, этот пацан, стал потому, что был дурак: Витька рассказывал, что он как-то решил испытать новый лук, запулил стрелу в небо и принялся смотреть, а смотрел против солнца и не увидел, как стрела прилетела назад черной точкой и тюкнула его в глаз. Глаз не вытек, к счастью, но окривел.

Сейчас этот Косой стоял в сторонке от других и набивал махнушку – такой кусок меха с ладонь с впаянным куском свинца, который нужно было подпинывать, не давая упасть на землю, и кто больше наподпинывает, тот и выиграл. Остальные играли в ножички. Это тоже было целое искусство. Смысл состоял в том, чтобы метнуть нож в землю, расчерченную на сектора по количеству игроков, попав в чужой сектор, и в зависимости от того, в какое место нож воткнулся, оттяпать у соперника кусок его земли. Такая захватническая, если подумать, игра. И захватывающая, потому что просто метнуть ножик – это было для мелюзги, серьезные пацаны, вот вроде этих, приблатненных поселковских, всячески усложняли задачу и метали ножи, установив острие на кулачке, или на большом пальце, или на сгибе локтя, или на плече, а самые мастера – с зубов.

Горка как раз собрался рассказать приятелям про все эти премудрости, но не успел: Гусман, понаблюдав, решительно поднялся и пошел к ватаге, Равиль – следом. Горке это не понравилось, но было уже поздно: поселковые (их было человек пять-шесть, не считая Витьки) подняли головы, и кто-то спросил Гусмана:

– Хули надо?

Гусман пожал плечами, а поселковые уже поднимались на ноги, прицениваясь, и еще один задал следующий вопрос:

– Вы кто такие ваще тут? Пиздюлей давно не получали?

Дело принимало скверный оборот – как же, чужаки вторглись не на свою территорию! – и Горка, вскочив, крикнул:

– Это со мной, пацаны, со мной!

– С тобой? – переспросил Косой. – А ты кто такой?

– Не узнал, да? – ответил Горка с вызовом. – Я Горка Вершков, а тронешь моих ребят, сам… – он замялся, – пиздюлей получишь!

Горка замолчал, слушая в голове эхо собственного зазвеневшего голоса и боковым зрением видя, что Равиль уже поднимает руки в боксерскую стойку, мгновение – и фиг знает, что начнется, но тут голос подал Витька Дурдин.

– Харэ, корешки, – сказал он, солидно прокашлявшись, – Горку не трогать, а раз эти с ним, то… – он сбился с мысли, – в общем, харэ, пошли купаться.

Корешки заворчали, но авторитет надзирательского сына был высок, и они, посплевывав в пыль свое презрение к пришельцам, побрели к воде, на ходу стягивая майки.

Дурдин задержался. На Равиля с Гусманом он глянул как на пустое место, а на Горку – внимательно.

– Горка, да ты боец, оказывается, – сказал, усмехнувшись, – растешь, брат, уважаю! Только мышцу́ бы тебе нарастить, а то знаешь, одной храбростью не возьмешь.

На первых словах Горка приободрился было, гордо глянув на приятелей, а потом смутился и неожиданно для себя сказал:

– Спасибо, Витя.

– Да не за что, – опять усмехнулся тот, – но вы бы лучше пошли… куда-нибудь.

– На вторую запруду поедем, – подтвердил Горка, – я ребятам места наши показываю.

Второй пруд был выше первого и не на открытом пространстве, а в лесу, так что, не зная где, можно было и не найти. Но Горка знал и уверенно тащил за собой велик и приятелей; проехать тут было трудно, густая трава местами поднималась чуть не по колено. Пруд открылся внезапно, так же как водоем накануне, и так же заставил пацанов встать как вкопанных. Перед ними лежала, словно в сомкнутых ладонях, узкая длинная чаша с изумрудной от нависавшего по берегам тальника водой, – без малейшей ряби, только водомерки скользили туда-сюда. Ни ветерка, ни шевеления, и тишина, оттеняемая шуршанием стрекоз и дальними посвистами птиц.

– Ни фига себе! – потрясенно сказал Равиль. – как на Рице.

Горка и Гусман не знали, что такое Рица, но согласно вздохнули – да, блин…

Посидели, думая каждый о своем, Гусман нащупал камушек, кинул, вода чмокнула, качнулась и снова замерла.

– Может, искупнемся? – нерешительно предложил Равиль.

– Не, – сказал Горка, – тут вода холодная, родники