1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

жаловались на разбой казаков, драки, аресты мирных жителей. Сама же сотня, кочующая из одного края империи в другой, привыкла к постоянным стычкам и успокаиваться не собиралась, а наоборот, все жестче и жестче проявляла свой норов.

Григорий Майкудов, заменивший с сегодняшнего дня заболевшего сотника, стоял в ожидании выхода начальника гарнизона. Сбор, назначенный на десять часов утра, вот-вот должен был начаться, и Майкудов в очередной раз приказывал сотне не шуметь и держать строй.

За ночь ребро перестало гудеть и выламывать бок наизнанку, успокоилось. Григорий туго стянул бока простыней, отчего у него не получалось сделать вдох полной грудью и он дышал часто и неглубоко.

Начальник гарнизона, плотный, невысокий капитан, вышел на плац ровно в десять часов утра. Гаркнул про царя, защиту отечества и про то, что силы бунтующих степняков стянуты к городу. Напомнил про присягу на верность царю и что пришло время эту верность доказать, крепко держа в руках оружие супротив бунтарей и смутьянов. С сегодняшнего вечера в городе вводится комендантский час, за которым следить будет особая сотня. Семиреченские продолжают нести охрану на подъездах к городу. Солдаты гарнизона, напрямую подчиняющиеся городу, выходят только в случае прямой угрозы нападения.

– Вопросы? – заканчивая построение, спросил капитан.

Майкудов выкрикнул:

– А кто слушаться не будет, какие права имеем?

Капитан взглянул на сотню, затем, словно не заметив, кто спрашивает, обратился почему-то к семиреченским:

– Горожан не трогаем! В самом худшем случае – связать и в острог! Всем понятно?

– Так точно! – прокричал строй.

– Тогда расходитесь, – как-то не по-военному ответил капитан и, развернувшись, пошел в сторону гарнизонного штаба.

Майкудов, сорвав фуражку с головы, громко, чтоб все слышали, сказал:

– Ни рыба ни мясо! Так все и развалится! – затем скомандовал: – По тройкам в город! Чтоб на каждом углу стояли! В случаях неповиновения рубить местных!

– Так запрещено! – раздались возгласы. – Запрет на это!

– Вчера Сашко Рыкова убили! Вам мало?

Григорий выхватил шашку и грозно взмахнул ею.

– Зарезали, как свина! Кому запреты нужны, могут сходить в трупошную, глянуть дыру от свинокола! Мы не городу подчиняемся, а напрямую генералу Куропаткину! Его приказ напомнить? Без проявления жалости вывести всю смуту каленым железом!

– За что убили-то? – спросил молодой казак с детским, еще безусым лицом. – Говорят, из-за бабы?

Майкудов, опустив шашку, подошел к безусому, погладил его по шее, а потом резко схватился пальцами за кадык, отводя руку вниз. Казак невольно потянулся вслед за рукой, присаживаясь от безысходности на колени.

– Кто так говорит, – свирепо сказал Григорий, не отпуская кадык, – тому язык вырвать надо. Рыков меня спасал. Ты лично на слободе дежурство возьмешь! И лично мне троих смутьянов в острог затащишь! Понял?

Молодой казак моргнул в знак согласия. Остальные, сбивая строй, тоже закивали, соглашаясь с Майкудовым.

– Казаки! – закричал Григорий громко, чтоб слышала и семиреченская рота. – Неужто посрамим силу казацкую? Неужто сломаемся и позволим киргизам в городе бойню устроить? Кто ж мы после этого будем? Куда Отчизну заведем? Туземцам власть отдать – последнее дело! Любо?

– Любо! – закричали все. – Любо…

Через десять минут плац опустел, и Майкудов, оставшись один, вновь достал свою шашку. Быстро замахал ею, крутя от плеча к плечу, с каждым витком все сильнее закручивая угол взмаха. Дойдя до того, что рассекаемый лезвием воздух засвистел, он остановился и, словно что-то решив окончательно для себя, твердым шагом отправился в штаб гарнизона.

Капитан за столом рассматривал план города, отмечая карандашом какие-то участки.

– Здравия желаю, – отрапортовал Григорий, без разрешения вошедший в кабинет. – Имеется пара вопросов!

Капитан молча отодвинул карту в сторону.

– Почему без стука?

– Времени мало, – дерзко ответил Майкудов, – на службу пора!

– Не забывайтесь, есаул! Вы думаете, управы на вас не найдется? – грозно предупредил капитан.

– Найдется, – усмехнулся Майкудов, – конечно, найдется! Острогом вы заведуете?

– Что с того? – капитан вопросительно взглянул на наглого казака. – Задавайте вопросы по существу.

– С ночи там сидит некий Феодосий. Отдайте его нам! Казаки с ним сами разберутся. Зачем это городу? А мы вам службу в ответ хорошую. Долг за нами будет!

– Что значит отдайте? – удивленно спросил капитан. – У нас здесь не базар, не курень казачий! Разберутся сами… Вы отдаете себе отчет, есаул?

– Отдаю, – подтвердил Майкудов, дергая застежку на ремешке фуражки, – он убил моего друга! Рыкова Александра… Зарезал и теперь прохлаждается в вашем остроге! Вы сами отдаете себе отчет, что будет, если казаки шум поднимут? Солдатами навряд ли удержите!

Капитан, не выдержав наглости казака, соскочил с кресла, уперся кулаками в стол.

– Пугаете? Сегодня же на вас генералу Куропаткину докладная уйдет! Покиньте кабинет, есаул! Живо!

Майкудов наконец-то разобрался с застежкой и, расстегнув ремешок, откинул фуражку назад. Вихрастый чуб, вырвавшись на свободу, словно речная щурагайка, метался из стороны в сторону.

– Клянусь! Всем святым клянусь! Феодосия этого к столбу привяжу и до смерти, до смерти…

– Покиньте кабинет, – сквозь зубы процедил капитан и добавил: – Я такие вопросы не решаю. Вам нужно к уездному начальнику!

Майкудов, расценив это как уступку со стороны капитана, молча развернулся и, с грохотом открыв дверь, вышел на улицу.

– До смерти засеку, – сплюнув на землю, произнес он, – до кровавой юшки…

Казаки, разъехавшись по городу тройками, полностью взяли под контроль Купеческий квартал и центр города. В слободу и Татарский городок не пошли, ограничившись конным патрулем вдоль переходных между районами улиц.

Майкудов, озверевший от вчерашнего убийства Рыкова и от неожиданного отказа начальника гарнизона отдать ему Феодосия, скакал во весь опор по улицам Акмолинска, хлеща коня нагайкой. Прохожие прижимались к стенам домов, пропуская взбесившегося казака от греха подальше – зашибет насмерть. Конь, мокрый от пены, хрипел, разбрызгивая из-под копыт ошметки грязи и глины.

– Сдурел совсем, окаянный! – закричала женщина, обрызганная с ног до головы из лужи.

Майкудов развернул коня и, подскочив к женщине, огрел ее нагайкой по спине.

– Рот свой на мужа разявай!

Женщина ошарашенно замолчала, пытаясь рукой дотянуться до спины. Конь, встав по приказу хозяина на дыбы, на мгновение завис и резко опустил передние копыта в лужу, снова обдавая женщину мутными брызгами.

– Распоясались! – не оборачиваясь, крикнул ей Майкудов и, стеганув коня, дальше поскакал к управе.

В управе с самого утра творилось непонятное. Тропицкий пришел на работу странным. Ни с кем не поздоровавшись, зашел к себе и заперся. Кривец, который отправился к Андрею Ивановичу с отчетом о ночных происшествиях, так и не дождался, когда тот откроет ему. Он трижды стучал условным стуком, трижды окликал уездного начальника через дверь и даже попытался отпереть ее, засунув в щель лезвие ножа, но все было тщетно.