1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

– Там что? – удивился Халил. – В управе что надо?

– Бумаги! Два тюка! – поднял палец вверх Феодосий и потряс им.

В этот момент до отсека наконец-то дошел сонный дядя Михась и, наведя винтовку на Феодосия, пригрозил:

– Будя баловаться – шмальну!

Халил, лежа на нарах, рассматривал сырой потолок отсека. На нем гроздьями висели ряды капель. Собираясь по наклонной в одну большую водяную шишку, они не выдерживали собственного веса и шмякались на пол. Капель было много, и Халил сравнивал их со своими мыслями. Те так же скатывались друг к другу, но никак не могли найти той, на которой можно было бы остановиться и, собравшись в одну основную мысль, слететь с головы Халила. Каждый раз появлялись новые мысли, и, прокручивая их в голове, караванщик пытался понять, как можно связать в одно целое Карабека, Тропицкого, Джалила и…

– Там очень важные бумаги! Иманов за ними пришел!

Глава 11. Беда

Ночью Литвину стало легче дышать. Грудь перестала гореть, давить, сжимать легкие, и Литвин, потушив лампадку, уснул, пытаясь вырвать у болезни как можно больше сил перед завтрашней акцией. Сны ему уже давно не снились: сразу накрывало черной пеленой и он проваливался в глубокую, словно вырытую для погребения темную яму, внутри которой было тихо и спокойно.

Этой ночью в яму он не упал, наоборот, сны яркими калейдоскопными картинками сменялись один другим, удивляя причудливыми сюжетами и разнообразием героев. Сначала приснилась девочка из группы Фрадиза. Она стояла на невской набережной у Биржевого моста, держа в руках его, Литвина, портрет. Литвин попытался подойти ближе, но девочка пропала, зато на ее месте появился Иманов в своем рыжем борике. В руках у казаха был уже не портрет, а вышитая на вой локе небольшая картина. Литвин наклонился, чтоб рассмотреть рисунок, как вдруг пропал и Иманов. Оглядевшись, он увидел сидящую возле моста вчерашнюю знахарку. Та, поджигая пучок травы, размахивала дымящимся букетом из стороны в сторону. Каждый ее взмах, будто качание маятника, равномерно и точно отщелкивал время. Мое время, подумал Литвин во сне, она права, его мало…

Следом за знахаркой явился Нестор, который не стоял, а шел навстречу, вытянув вперед свою беспалую руку. Нестор подходил все ближе и ближе и, наконец столкнувшись с Литвином, положил руки ему на плечи. Литвин увидел, как губы Нестора шевелятся, пытаясь что-то произнести, но слышно не было. Он даже наклонился вперед, чтоб расслышать голос рабочего, и наконец разобрал слабое, еле слышное «беда…». Шепот зазвучал все отчетливее и громче во сне, и Литвин с удивлением заметил, что Нестор уже не шепчет, а кричит, и крик его раздается надо всей Невой, поднимается выше Исаакиевского собора и Адмиралтейской иглы, и уже накрыл весь Санкт-Петербург, как накрывают этот город постоянные дождевые тучи.

– Беда…

Литвин открыл глаза. Склонившийся над ним Нестор осторожно тряс его за плечо:

– Товарищ Литвин! Беда!

Просыпаться после гранитной набережной Санкт-Петербурга в саманной хате в пыльном Акмолинске Литвину не хотелось. Он зажмурился, пытаясь вернуться обратно, туда, где могла вновь оказаться та девочка из группы Фрадиза, но все же проснулся, вскочил и начал тереть глаза. Наваждение слетело с него, как пыль слетает с дорожного халата при первом ударе палкой. Литвин провел тыльной стороной ладони по глазам, растягивая кожу к вискам, чтобы окончательно проснуться.

– Что случилось?

– Беда! – повторил Нестор, ставя на стол горячий чайник. – Феодос пропал!

– Здесь же ночевать оставался, – удивился Литвин, заметив, что и вправду на постеленной рядом с ним циновке не было ни Феодосия, ни его одежды. – Может, ушел куда?

– Та куды он уйдет! Задание же!

Нестор налил в стакан крепко заваренного янтарного чаю.

– Он с задания никуды не денется. Договорено было вас охранять. Пей чай, пока горячий, товарищ Литвин! И записку из центра передали. Читать будете?

– Умоюсь сначала! – сказал Литвин и вышел во двор.

Дождь, размочивший дорогу от самого крыльца до висевшего на березе умывальника, уже прекратился, и доски в лужах, словно затонувшие палубы кораблей, слабо покачивались на ветру. Заросшие бурьяном бока огорода, намокшие за ночь, блестели под только что появившимся солнцем. Воробьи купались в желтых от размытой глины ручьях, встряхивали перья и снова ныряли. Огромная лужа в самом центре двора была забросана соломой, придавленной дырявым корытом, по которому Литвин ловко перескочил на другую сторону. Тряся умывальник, он начал заливать холодную воду себе за шею.

Куда пропал Феодосий, непонятно. Без него дело усложнялось, но не критично. Можно разделиться с Нестором, взяв на себя самое трудное – нападение на банк! А он вполне и сам справится со взрывом острога. Взорвать острог надо больше для острастки, чем для пользы. Конечно, власти построят новый, лучше и больше. Но акция есть акция, во всех городах, пугая власть, рушат тюрьмы, значит, и здесь нужно.

Больше заботил Иманов. То, что он наговорил Литвину вчера, пугало своей первобытностью и какой-то дикой, звериною силой. К революции, хоть от эсеров, хоть от демократов – да пусть и от анархистов! – это мало относилось. Да и как может желание вырезать всех русских, выгнать всех из города быть близко к идеалам рабочих?

В центре Литвина предупреждали, что в степи нужно проводить много просветительской работы. Согласен! Нужно! Передовой степной революционер оказался больше похож на средневекового кровавого феодала, который трупами прокладывает путь к трону, чем на человека, хоть сколько-нибудь понимающего задачи партии и революционного движения. Как с таким работать? Лет сто назад начинать надо было. Сейчас поздно. Придется опираться на то, что есть, подстраиваться под местных. Пока подстраиваться, потом разберемся и с Имановым, и с остальными… В первую очередь, нужно понять, что кроме «выгнать всех» этому степняку надо. Что он вчера предложил? Напасть на управу и вытащить из нее призывные списки. Это уже хорошо, значит, думает о народе своем, переживает, что необученных и простых кочевников погонят на чужую вой ну, как скот на бойню. За это и нужно его держать, как он коня своего за уздцы держит крепко, затянуть, заарканить его, чтоб дернуться без центра не мог.

Для начала дадим понять, что они, русские рабочие, тоже против призыва казахов в армию. Против того, что гонят их на не нужную им вой ну, и виноваты в этом не Нестор с Феодосием, а губернатор с уездными и областными начальниками.

Землю хочет себе вернуть? Пока можно и землю обещать: что вся земля к ним вернется, что смогут на ней работать или что они там делают…