1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

Самому же Андрею Ивановичу опять было худо. Не как вчера, от перепоя, а от утренней еды. Сарты накормили пловом с кусочком гашиша, положенным поверх риса. Уездный начальник за годы службы пробовал не раз и плов, и чай с гашишем, но чтоб такой сильный, после которого он палил бы по собаке, приняв ее за разъяренную орду казахов… Этого он не ожидал и, конечно, не предвидел. Где взяли? Смешали с чем? Неужели с опиумом?

Тропицкий в раздумьях лежал на скамье. Ноги свисали с края, лежать так было неудобно, и Андрей Иванович то и дело ворочался со спины на бок. Рядом, сразу за спинкой скамьи, стояли два тюка с бумагами. К нему неожиданно закралась мысль, что, возможно, в тюках и нет никакого приказа, что, скорее всего, Асанов спрятал его в другом, не таком очевидном для всех, месте. Но где? Он представил сначала, как Асанов глотает документ, затем нарисовал картину, как ротмистр засовывает его уже не в рот, а место совсем иное…

Мысли перескакивали, и Тропицкий, пытаясь ухватиться хоть за одну, начал даже помогать себе руками, ловя их словно мух, летающих по кабинету. Но мысли сразу же лопались, осколками рассыпаясь по полу. Тропицкий начинал их сгребать, стараясь вновь собрать все воедино, но тщетно. В старых мыслях он чувствовал уже какую-то наигранность, фальшь, зато новые казались ему верными и стоящими. Хотя бы вот эта: «Документ лежит не внутри мешка, а зашит в сам мешок». Андрей Иванович попытался подняться, но голова его так закружилась, что и эта мысль лопнула и исчезла, стираясь из памяти.

Отпускать начало ближе к обеду. Ровно в двенадцать часов Кривец, по заведенному обычаю, принес горячий чай. Тропицкий, услышав условный стук, наконец покинул свое неудобное ложе, добрался до двери, придерживая голову руками, и отпер.

– Заходи…

– Ваш благородие! Вы живы? Я уж думал…

– Жив, – осматривая себя, сказал Тропицкий, – сейчас!

Хлебая горячий чай, Андрей Иванович потихоньку успокоился и, взяв себя в руки, решил не обращать внимания на новые мысли, а сосредоточиться на текущих делах. Джалил, выходит, его больше не интересовал. Пока он приходил в себя, Кривец рассказал о казусе в остроге и в красках расписал, как сарт вприпрыжку бежал от Халила и Феодосия Узора.

– Феодосий? – переспросил Тропицкий, услышав новое имя. – За что сидит и кто он?

Кривец, будто ожидая этого вопроса, положил тонкую папку на стол уездного начальника.

– Сам, – поморщился Тропицкий, – видишь же… не до чтения.

– Ночью казака убил. Казак Александр Рыков. Из особой сотни, что расквартирована в городе по приказу генерала Куропаткина.

– Я знаю про сотню, – перебил его Тропицкий, – за что убил?

– По предварительной версии, из-за знахарки Акулины. Казак к ней лечиться пришел, и поди узнай, чем они занимались. А Феодосий, ведомо, ее хахаль. Вот и ревность, значитца, вышла. Вроде бы как не ожидали любовники, что он вернется.

– Знахарка Акулина фамилию имеет? – резонно спросил Тропицкий. – Что за доклад? В отчете так же написано? Знахарка Акулина?

Кривец пожал плечами.

– Пока, значитца, только так. К вечеру будет полная картина. В слободке все Акулиной зовут. В сводке тоже как Акулина проходит. Сам Узор стоит на учете в Атбасарском уезде по уголовному делу Харина Н. Но дело не доказано, Узора, значитца, продержали с полгода в тамошней тюрьме и выпустили. Харин жалобу забрал. Ущерб списал на собственное упущение. Узор к нам оттуда прибыл три месяца назад. Работает на кожевенной фабрике Силина. В Акмолинске дел на него не было. Дружбу особо ни с кем не водил, окромя… минуту… окромя Нестора Лосева.

– А Акулина эта где?

– Акулина с разорванной губой и выбитыми зубами… – Кривец запнулся, – ваш благородие. Она, значитца, от госпиталя отказалась. Осталась дома!

– И кто ее так? Феодосий или сотенный казак? – Уездный начальник допил свой чай, отодвинул стакан в сторону. – Чтоб у нас в Акмолинске губы рвали? Совсем с ума сошли?

– Разбираемся! – согласился Кривец. – В нашем городе такого еще не было…

– А Джалил? – Тропицкий поглядел на шкаф, внутри которого стоял графинчик. – Сарт же к Халилу шел? Чего не поделили там?

– Выясняем!

– Вот все у тебя так! Выясняем! Разберемся! «Значитца»! Вчера караван прозевал. Сегодня убийство казака. Завтра Иманова упустишь. Отправлю я тебя в Тургай, дождешься!

– Ваш благородие, – Кривец вытянулся в струнку, – прикажете, поеду и в Тургай.

Тропицкий на это лишь махнул рукой и показал фельдфебелю на выход. Дождавшись, когда тот исчезнет, подошел к шкафу и достал графинчик. Выпить, правда, не успел. Вновь постучали. На этот раз стук был обычный, так стучат те, кто пришел о чем-то просить. Уездный начальник вздохнул и закрыл дверцы шкафа. На пороге показались двое: мулла татарской мечети и мужчина в белом котелке, с выпученными, как у усатого сома, глазами.

– Здравствуйте, Андрей Иванович, – мулла не спеша прошествовал к столу Тропицкого, – мы к вам в гости. Не откажете?

– Заходите, – уездный начальник пригласил их присесть, – чем могу быть полезен?

Пока шел обмен любезностями и гости разглагольствовали о культурных программах, необходимых городу, Тропицкий вспомнил о записке, что передал ему Кубрин. Вторым пунктом в бумаге стояло убрать Карабека. С муллой он не знал как поступить. Убить его на улице – дело заведомо трудное. Мулла из мечети редко выходит, сидит как сыч день и ночь в комнате, молится. А если и выходит, то с охраной: Арсен из барабинских татар неустанно по пятам следует – хоть и одноглазый, а все заметит, все увидит, даже с затылка не подойдешь. В саму мечеть соваться еще глупее. Да и кто пойдет на это? Сумасшедших в городе нет…

Тропицкий задумчиво посмотрел на сидящего перед ним муллу, и вновь шальная мысль, возникшая будто бы из ниоткуда, озарила его. Сумасшедшие в городе уже есть. К то-то же откусил губу знахарке, кто-то же выломал ей зубы? Феодосий Узор! Вот кто может убить муллу!

– Уважаемый Андрей Иванович, – Карабек отложил четки в сторону, переходя к делу, – Садвакас не только учитель, также он режиссер татарского театра. Нам бы было очень приятно пригласить вас на премьеру нового спектакля.

Садвакас достал из заплечной сумки два билета и положил их на стол.

– Почтем за честь, если вы придете сегодня вечером на представление.

Карабек говорил тихо и размеренно, от его голоса Тропицкому захотелось закрыть глаза и оказаться наконец дома, с Никитишной, которая бы поднесла ему тарелку борща да запотевший графинчик беленькой. Вместо