От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

Для наблюдения за сбором контрибуции с туркмен к Хазавату направился отряд под началом генерал-майора Головачева в составе восьми пехотных рот, девяти казачьих сотен и десяти орудий.

Дойдя до Хазавата, Головачев узнал, что туркмены не только не собрали денег, но собираются откочевывать. В ответ разгневанный Головачев немедленно двинул все свои силы в йомудские кочевья и к кишлаку Ильялли.

9 июля наш отряд прибыл в кишлак Бузгумен. Оттуда Головачев выслал пять казачьих сотен во главе с полковником Блоком для разведки и преследования противника. Недалеко от небольшого озера Зайкешь, образовавшегося из-за разлива Хазаватского арыка, Блок перехватил большой туркменский караван. Казаки атаковали с ходу. Увидев атакующих, конные туркмены в панике ускакали, бросив арбы с женщинами, стариками и детьми. Пытаясь спастись от казаков, часть повозок пыталась переправиться через озеро, но оно оказалось глубоким.

Из официального отчета о Хивинской экспедиции: «Здесь казакам представилась страшная картина: глубокий и быстрый проток был буквально запружен туркменами: молодыми, стариками, женщинами, детьми. Все бросились в озеро от преследовавших их казаков, тщетно усиливаясь достигнуть противоположного берега. Туркмен погибло здесь до 2 тысяч человек разного пола и возраста; часть утонула в самом озере, часть в окружающих его болотах».

Увы, на войне, к сожалению, случаются и такие трагедии…

* * *

В это время главные силы отряда Головачева сожгли кишлаки Алман-Чу, Бадаран, Ак-Теке и Дирекли.

13 июля 1873 года наши войска остановились в двух верстах от цели похода – кишлака Ильялли. Туда прибыли туркменские старейшины, просившие прекратить нападения и обещая собрать деньги. Но когда наши поверили им и потеряли бдительность, туркмены немедленно подло напали на один из разъездов, убив прапорщика Каменецкого. Поэтому, когда день спустя туркменские депутаты пришли для продолжения переговоров, Головачев их просто выгнал. После этого боевые действия продолжились.

В ночь на 15 июля десять тысяч туркмен внезапно атаковали выступивший из Ильялли отряд Головачева. Начало боя было для нас неудачным. После первого залпа ракетами из восьми ракетных станков пять разорвались в клочья то ли из-за износа, то ли от диверсии. Воспользовавшись этим, туркмены смяли стоявших рядом с ракетницами оренбургских казаков. Положение спасли пехотные роты, которые были срочно двинуты вперед и приняли удар атакующих туркмен на себя.

Из воспоминаний военного историка генерала М.А. Терентьева: «Туркмены дрались с дерзостью мести и отчаяния: подскакивая к самому фронту по двое на одном коне, они соскакивали и, надвинув папахи на глаза, кидались на русских с саблями и топорами».

Командир стрелковой роты капитан Рейнау, наблюдая за приближающимися туркменами, хладнокровно курил папиросу, затем вытащил саблю:

– Приготовиться к стрельбе!

Неожиданно у кого-то из солдат сдали нервы, и он выстрелил. Рейнау в раздражении отбросил папиросу:

– Кто стрелял без команды? Стрельбу отставить! Ружья к ноге! Начнем все сначала!

Солдаты беспрекословно выполнили приказ командира, после чего снова приготовились к стрельбе. Залп прозвучал только тогда, когда туркмены уже были в двух шагах от ощетинившейся ружьями и штыками роты. Он был всесокрушающим. Ни одна пуля не пропала даром, каждая нашла свою жертву. Нападавшие валились наземь целыми рядами, а оставшиеся бежали прочь, пытаясь спастись. Второй залп лишил их и этого шанса…

Успешно действовала в ночном бою и наша артиллерия: зайдя с фланга, она вычистила целые просеки в толпах туркмен.

Несмотря на страшные потери, туркмены продолжали драться до самого утра и отступили только с восходом солнца, потеряв тысячу джигитов. Наши потери, наоборот, были смехотворно малы. Кроме предательски убитого накануне прапорщика Каменецкого мы потеряли убитыми трех солдат, еще около четырех десятков человек было ранено.

Выиграв бой, Головачев продолжил движение на колодец Кок-Кудук, где, по сведениям лазутчиков, находился большой туркменский караван. Вперед он выслал казаков, те атаковали караван, вырубив в рукопашной сшибке около пятисот джигитов, захватив более трех тысяч повозок и большое количество верблюдов.

19 июля в кишлак Ильялли подошли главные силы экспедиции во главе с самим Кауфманом. К нему немедленно прибыли очередные туркменские депутаты, умолявшие о мире. На этот раз переговоры прошли спокойно, без провокаций и убийств. Предметный урок был усвоен. В начале августа была выплачена первая треть контрибуции, а в качестве гарантии за выплату остальных денег Кауфман взял заложников.

Впоследствии в английских газетах будут горевать об излишней русской жестокости в отношении мирных кочевников. В один из дней, поймав выходящего из Министерства иностранных дел посла Бруннова, журналисты накинулись на него, требуя покаяться в жестоком отношении России к туркменам. Филипп Бруннов невозмутимо выслушал все претензии, а затем ответил:

– Насколько я знаю, торговля людьми запрещена во всем мире. Но если торговцы неграми поставлены вне законов всех наций, то и туркменские торговцы рабами также должны быть поставлены в аналогичные условия!

Больше вопросов к русскому послу не последовало.

Российский военный историк так характеризует отношение Кауфмана к туркменским разбойникам: «Жестокость, однако, была проявлена только по отношению к племени йомудов, которое терроризировало мирных скотоводов и земледельцев, то есть «хивинское население». Как известно, Кауфман строго взыскивал с тех из своих людей, кто обижал мирных жителей. Узбеки-земледельцы, кстати, с одобрением встретили сообщение о разгроме йомудов, оно их обрадовало, то есть действительно оказало «моральное воздействие» положительное. Кауфман не был злодеем, совсем наоборот, это был человек весьма гуманный, просто он был верноподданным своего государя в истинном значении слова. У него был приказ: обеспечить безопасность российских границ и торговли. Сделать это путем мирных переговоров ранее не удавалось. Придя в Хиву, Кауфман обнаружил, что наказывать следует не столько хана, сколько туркмен-йомудов, контролировавших хана. Надеяться на мирные переговоры с этим племенем не приходилось, так как йомуды не желали по собственной воле отказаться от сложившегося образа жизни, включавшего захват чужого скота и пленных для продажи в рабство. Кауфману выбирать было не из чего – оставалось принуждение военной силой, которое не жестоким быть не может. Если бы он этого не сделал, его поход в Хиву был бы напрасным делом. Таковы были реалии колониальной войн…»

* * *

3 августа Кауфман во главе войск триумфально вернулся в Хиву. 12 августа в пригородном Гандемианском саду он подписал с ханом окончательный мирный договор. Согласно ему, Хивинское ханство отныне признавало вассальную зависимость от России, отказывалось от всех контактов с иностранными державами, предоставляло нашим судам исключительное право плавания по Амударье, а нашим купцам – право беспошлинной торговли. Наложенная двухмиллионная контрибуция должна была быть выплачена в течение 20 лет. Часть земель ханства на правом берегу Амударьи объединялась Амударьинский