12 апостолов блокадного неба - Марина Викторовна Линник

Но экзамен есть экзамен. И сдавать его все равно придется, независимо от того, на чьей ты стороне.

– Дочка, ты чего так рано? – спросила ее мать, суетившаяся на кухне. – Вчера легла чуть ли не за полночь, а вскочила ни свет ни заря… Да не шуми ты! Отца разбудишь с сестренкой.

– Пусть встают. Погода‑то какая! Солнышко, тепло. Папа, кстати, пообещал Тае сводить ее в парк и купить мороженое. Я, как освобожусь, тоже к ним присоединюсь.

– Ты же знаешь, дочка, у меня полно дел. Постирать надо, еду приготовить на вечер и на завтра.

– Ну, ма-ам, – протянула Зина, схватив со стола горбушку свежего хлеба, – пожа-алуйста! Мы так давно никуда не выходили вместе: то у меня экзамены, то у тебя работа, да и отец вечно сидит в своем архиве…

– Ты же знаешь, папин начальник, Алексей Алексеевич[32], очень строгий… Да не хватай ты со стола! – пожурила дочку мать. – Сходи лучше к Петру Петровичу и скажи, что чайник уже закипел.

– Давай я лучше отнесу его, – предложила Зина. – А то сложно ему: чайник горячий, палка… не представляю, как это – жить в кромешной тьме, особенно если раньше видел мир. …

Зиночка закрыла глаза и попыталась представить, каково это – потерять зрение. Она сделала несколько шагов по кухне и остановилась. Окутавшая ее тьма вызвала легкий трепет.

– Ой, – проговорила Зина, широко раскрыв глаза. – Это ужасно! Не представляю, как он справляется. Пётр Петрович – сильный человек. Несмотря на увечье, продолжает работать, приносить пользу обществу. А как на пианино играет! Обещал меня научить, между прочим.

– Ох и болтушка ты у меня, – улыбнулась мать, протягивая чайник. – На, неси, раз вызвалась. И возвращайся быстрее, а то завтрак остывает. Пойду отца и Таю будить.

– Уже бегу-у, – пропела Зиночка, слегка пританцовывая.

Дойдя до двери соседа по квартире, она постучалась:

– Пётр Петрович… Пётр Петрович, ваш чайник!.. Вы позволите войти?

За дверью послышались шаркающие, неуверенные шаги. Щелкнул замок, и на пороге появился опрятный мужчина лет сорока пяти в льняных брюках и светлой рубашке. Его глаза скрывали синие круглые очки. Со смущенной улыбкой он стоял перед девушкой и смотрел вперед.

«И как ему удается выглядеть всегда так аккуратно? – невольно подумала Зина, оглядев его. – Некоторым ребятам из университета стоит у него поучиться».

– Я принесла чайник, – повторила девушка. – Можно войти?

– Ой, Зиночка, не стоило беспокоиться, – посторонившись, сказал мужчина. – Я бы и сам справился. Мне так неловко утруждать вас. Вы так рано встали из-за меня. А вам отдохнуть бы перед завтрашним экзаменом.

– Вы вовсе не утруждаете меня, – весело ответила соседка. – Мне все равно нужно в читальный зал. Забыла выучить одну тему, а по закону подлости она как раз и попадется. Я просто уверена!

– Это да, вы правы, – тихо засмеялся Пётр Петрович и неспешно подошел к столу. – Поставьте чайник… Хотите печенье? Я вчера после работы купил. Говорят, очень вкусное.

– И красивое, вы разве не видели? – сказала Зина и тут же осеклась, густо покраснев. – Ох, простите, Пётр Петрович… я… я…

– Все хорошо, – грустно улыбнулся мужчина. – Не смущайся. Я не обиделся. Никто не виноват в моей слепоте, только я сам. Знаете, что бы я сделал сейчас? Написал бы себе самому письмо и отправил его в прошлое, рассказав, что, прежде чем что‑то делать, нужно думать о последствиях своих поступков.

– Вы никогда не рассказывали, что с вами произошло, – тихо проговорила девушка, не смея поднять глаза от стыда.

– Да что рассказывать? – отмахнулся от нее мужчина, подойдя к горке.

Он нащупал две чашки и, взяв их, подошел к столу.

– Дураком был малолетним. Егозой. Вечно искал приключения.

– И что же случилось?

– Как‑то один мой друг принес патрон своего отца-охотника. Стащил без спроса. Как мы тогда радовались! А я возьми и предложи: а давайте его в костер бросим?

– В костер? – ахнула Зиночка. – Так это же опасно!

– Нам тогда по десять лет было, – вздохнул Пётр Петрович, – глупые… Ну, мы и бросили.

– Ох…

– Вот именно, «ох», – грустно подтвердил слепой мужчина.

– И тогда вы потеряли зрение?

– Нет, тогда обошлось. Но моему приятелю отняли правую кисть. А… несколько лет назад зрение стало стремительно ухудшаться, и вскоре я погрузился в кромешную тьму. Врачи сказали: атрофия зрительного нерва, вызванная детской травмой. Такие вот дела. Не люблю рассказывать об этом. Не хочу, чтобы люди смеялись над моей глупостью… Чай?

– Нет, спасибо, меня родные уже ждут!

Еще раз извинившись за бестактность, Зина подошла к двери.

– Только, пожалуйста, – попросил ее мужчина, – пусть наш разговор останется между нами. Хорошо?

– Конечно, Пётр Петрович… Если вам будет что‑то нужно, говорите! Я с удовольствием помогу и… и не забудьте: вы обещали научить меня играть на пианино, когда я сдам сессию. Представляю, какие глаза будут у моих подруг, когда я в сентябре сыграю им, например, «Амурские волны».

– Я помню, – улыбнулся сосед. – Постараемся удивить ваших подружек.

По дороге в библиотеку Зина Павлова не переставала думать о слепых, лишенных возможности созерцать красоту мира, наслаждаться ярким солнцем, радоваться вместе со всеми. Безусловно, есть общество таких же людей, где они могут общаться, обмениваться мыслями, делиться информацией. К тому же, чтобы не чувствовать себя обузой и оторванными от общества, утратившие зрение трудятся на Ленинградском электромоторном заводе и в учебно-производственных мастерских, внося свой вклад в строительство коммунизма.

– Я так не смогла бы, – вслух произнесла девушка.

– Чего ты не смогла бы? – подлетев к ней, спросила Светлана, закадычная подруга Зины еще со школьных лет.

– Быть слепой.

– Это ты к чему? – вздернув брови, поинтересовалась та.

– Да так… Я говорила тебе, что у нас новый сосед появился месяц назад. Старые жильцы съехали, а Петру Петровичу дали комнату.

– И при чем тут слепота?

– А он ничего не видит. Как крот. Даже свет не различает.

– Да уж… думается, это тяжело… Ладно, некогда. Давай уже заниматься. Времени мало.

Однако их планам помешало сообщение Молотова…

– Мама, мама! – вбежав в квартиру, затараторила Зиночка. – Ты слышала? ВОЙНА!.. Какой ужас! Говорят, что немцы уже на двадцать километров вглубь прорвались.

– Вранье все это! – нахмурился отец. – Зачем ты ерунду повторяешь? Среди нас еще есть алармисты, сеющие панику среди таких легковерных граждан, как ты. И им верят!

– Но, папа, наш преподаватель…

– Я давно говорил, что он не заслуживает доверия! – резко перебил ее отец. – В старые времена его бы давно расстреляли за одно лишь подозрение в неблагонадежности.

– В наше время – тоже, – покосившись на дверь, где