На червленом поле - Мария Воробьи

Сезар, поморщившись от движений, взял его левой рукой и раскрыл слабыми пальцами правой руки.

«Дорогой сын! Третьего дня мне пришло письмо от графини Форли, Катерины Сфорца. В нем были уверения в дружбе, но ничего конкретного. Следующей ночью я почувствовал сильное недомогание, но поправился, и сейчас моя жизнь вне опасности. Письмо я проверял гелиотропом и жабьим камнем, но яда не было на нем. Наконец я и Лукреция (которая была моей преданной сиделкой в это время) догадались, что Катерина положила в буквы письма не яд, а порчу, саму болезнь. Однако теперь она подлежит церковному суду, и после того, как город будет взят, вези ее прямо в Рим, где мы будем судить ее.

Постскриптум: будь осторожен, сын мой, не принимай ее писем – судя по всему, она искусная чародейка».

Сезар, поморщившись, бросил письмо в очаг, смотрел, как оно горело, жалел, что оно опоздало. Но ведь обошлось.

– Продолжайте канонаду, – сказал он двоим своим офицерам, что ждали его распоряжений. Потом добавил: – Ведьма она все-таки.

Две недели еще пели пушки. Им следовало пристреляться, и они хорошо научились на Форли: в конце концов стена башни частично обрушилась, и в образовавшийся проем хлынули наемники и воины Сезара.

Крепость пала, и Катерина Сфорца была пленена.

Некоторое время Сезар оставался в городах, ожидая прибытия кардиналов, чтобы привести жителей к присяге. Потом он намеревался отправиться дальше, в Пезаро, к бывшему мужу Лукреции, чтобы и его город вернуть Святому престолу. Сезар надеялся, что Джованни Сфорца окажет сопротивление, как его родственница Катерина, и что можно будет убить его в бою. Сама мысль об этом горячила кровь Сезара, но сбыться этому было не суждено: во всяком случае, не сейчас.

Людовико Сфорца, осажденный в Милане, умелыми и решительными действиями, смелыми вылазками за пределы города основательно потрепал французскую армию, и их командир прислал письмо Сезару с просьбой о немедленной помощи.

Сезар хмурился, читая его: все-таки как жаль бросать только начатый, хорошо рассчитанный поход! Но французы были теперь союзниками, и он отправил маршем под распоряжение французского офицера большую часть своей армии.

Некоторое время он провел еще между Имолой и Форли, занимаясь делами городов, восстанавливая порядок, управление и стены, но потом, оставив небольшую часть армии в них, с одним отрядом верных и пленной Катериной Сфорца отправился в Рим.

Глава 25, где совесть Сезара заменяет его сестра

Лукреция клала золотой узор по черному шитью – хотела вышить плащ Мадонне в церковь Санта-Мария-Маджоре. Она взяла на себя обязательство в минуту душевной тревоги и теперь уже тяготилась им, но прервать обет, даже не высказанный вслух, а внутренний, никак не могла.

Дамы ее двора сидели подле нее и тоже шили, а одна из них читала вслух остальным.

Сезар прокрался в их круг почти неслышно, невидимо, словно возник из ниоткуда прямо в центре комнаты.

Лукреция отложила работу, встала, и они обнялись, осторожно и бережно. Сезар оглядел дам, которые встали, приветствуя его. Лукреция услала их прочь, и, пока они выходили, снова села, и принялась за шитье.

– Ты здесь… Я рада тебя видеть, – рассеянно сказала она.

– Да, мой свет, – сказал Сезар и сел рядом с ней, внимательно вглядываясь в ее лицо, пытаясь понять: счастлива ли она, спокойна ли. Но выражение ее лица было сложным, и Сезар вдруг задохнулся: прошло то время, когда он спокойно читал ее, как открытую книгу. – Как ты? Как ты на самом деле, а не то, что ты пишешь в письмах своим аккуратным почерком, зная, что муж смотрит через твое плечо?

– Альфонсо не смотрит мне через плечо, – сказала она. – Он же младше меня, он почитает меня, как старшую сестру.

Что-то было в ее словах, какой-то невидимый укол. Но Сезар не успел обдумать, потому что она неожиданно подняла глаза, сверкнула ими остро и зло, спросила:

– Ты руководил штурмом Форли?

– Да, я же писал. Почему ты спрашиваешь?

– Им руководила Катерина Сфорца, дочь Людовико Моро. Это правда?

– Правда.

– Правда ли, что ты захватил в плен ее детей, а когда вывел их перед ней, требуя сдать крепость, она подняла юбки и сказала, что родит себе еще?

– Правда.

– Правда ли, что ты привез ее сейчас в Рим, к нашему отцу, и она ехала с тобой бок о бок, только ты ехал на черном коне, а она на белом, и будто бы руки ее были скованы тонкой золотой цепью, как змеей, и конец этой цепи держал ты?

– Разве ты сама не видела этого, ведь мы прибыли позавчера? Правда.

– А правда ли то, брат, – и тут голос ее дрогнул, – что когда город пал, ты пришел в ее спальню и хотел ее обесчестить, а она в ответ начала обороняться, да так, что ты передумал и сказал… Сказал, что, если бы она так защищала город, как защищает свою честь, ты никогда бы его не взял?

– Кто сказал тебе такое? – спросил Сезар.

– Неважно. Слухами земля полнится. Так правда?

– Нет, – сказал Сезар, но в глубине его глаз было что-то тревожное. – Зачем бы мне такое делать? Ей сорок лет, двадцать пять из которых она отдала ведовству, а это старит в два раза быстрее. Теперь, без своего колдовства, она скорее уродлива, чем прекрасна.

Лукреция смотрела на него в упор, молчала. Но лицо Сезара было ровным, ничего не выражающим.

– Я не знаю, могу ли я верить тебе.

– Верь мне, – сказал Сезар и улыбнулся, – ведь я твой брат.

Лукреция отвернулась, и он продолжил, чувствуя, как что-то темное и жадное мучительно пульсирует внутри него.

– Так как ты? Как твоя жизнь? Как твой муж?

– Он хороший мальчик, – с улыбкой сказала она. – Он уважает меня, в том числе на людях, слушается меня и делает как я говорю. Он приносит мне шаль, когда я замерзла. Наш климат не очень ему подходит, как и его сестре, и я все боюсь, что он заболеет. Не знаю, как этого избежать, особенно нашей пакостной зимой. Отец нашел врача, но все-таки вдруг не поможет?

И это нежное, заботливое, счастливое и немного неземное выражение ее лица вдруг больно ударило Сезара по сердцу, но он только улыбнулся и продолжал старательно улыбаться весь вечер.

Глава 26, в которой предлагаются и осуществляются разные способы убить человека до срока

У