Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

Доктор Вестервельт густо покраснел при упоминании имени его отца. Если бы эти двое были сейчас на одном из грязных задних дворов, где играют на деньги в кегли, то они тут же сцепились бы друг с другом, подумала Уна. Хотя совсем не похожи на людей, посещающих подобные места.

Доктор Пингри похлопал себя по карманам и с раздражением сказал:

– Я так и не могу найти мои часы, ну куда же они могли подеваться?

– Сейчас половина двенадцатого, сэр! – тут же сказал доктор Вестервельт, указывая на большие настенные часы в палате.

– Я еще не разучился смотреть на часы! – рявкнул доктор Пингри. – Пойдемте перекусим! А после обеда вы, как я понимаю, пойдете смотреть на эти никчемушные переливания, да?

– Да, сэр! Если вы сочтете это возможным, сэр!

Доктор Пингри сузившимися глазами посмотрел на своего второго ассистента – доктора Аллена, который не решился ничего сказать и лишь кивнул.

– Как вам угодно. Но помните мои слова: больному нужно меньше крови, а не больше!

Уна, протиравшая один и тот же стол уже десятый раз, стала снова напряженно прислушиваться, как только они вновь заговорили о крови. Никчемушные или нет, но надо привести Дрю посмотреть на это переливание.

Доктор Пингри удалился из палаты в сопровождении доктора Аллена. Доктор Вестервельт задержался, чтобы еще раз осмотреть рану пациента.

– Дайте ему немного мясного бульона, если он сможет проглотить хоть что-то, конечно, – сказал он в сторону мисс Кадди, – и поставьте ему на рану угольную припарку. Все это после банок, конечно!

Мисс Кадди кивнула и ушла в кладовую. Доктор Вестервельт направился к выходу из палаты.

– Доктор! – окликнула его Уна, вспомнив о приличествующем сестре шепоте только после того, как вокруг зашевелились пациенты. Она виновато улыбнулась и поспешила за доктором Вестервельтом. Тот остановился у двери, и лицо его просветлело.

– Мисс Келли, чем могу вам помочь?

Черт! Он запомнил ее фамилию! В этот момент она предпочла бы, чтобы он совсем не выделял ее из моря медицинских сестер, снующих вокруг. Но ее резкий ответ доктору Пингри, тайное присутствие на операции и разбрызгивание раствора карболовой кислоты – все это никак не помогало затеряться в толпе.

– Вы только что говорили с доктором Пингри о переливании. Что это такое?

– Если по-простому, мы берем кровь у одного пациента и переливаем ее другому.

– Что, неужто прямо всю кровь?

Доктор Вестервельт улыбнулся, обнажив белые, как сахар, ровные зубы.

– Нет, конечно, совсем немного.

– А как вы это делаете?

– Мы вставляем канюлю в вену каждого из пациентов. И соединяем эти канюли тонкой длинной трубочкой. И кровь поступает из тела одного пациента в тело другого больного.

Уна скривилась. Судя по описанию, процедура в духе Франкенштейна.

– А сами пациенты при этом что – уже мертвы?

Доктор Вестервельт снова засмеялся.

– Нет, уверяю вас, оба пациента при этом живы и в сознании.

Как бы ужасно это ни звучало, эту возможность надо использовать, чтобы помочь Дрю.

– И эти переливания вы будете проводить сегодня?

– А зачем вам? Хотите пробраться тайком и посмотреть, как тогда в операционной?

Несмотря на строгий тон, на его губах играла улыбка. Интересно, он действительно проникся к ней симпатией или просто считает ее какой-то странной? В любом случае этим стоит воспользоваться. Уна потупилась, а потом снова робко взглянула ему прямо в глаза.

– По правде сказать… я надеялась, что вы разрешите мне присутствовать. Мне и… моей сокурснице Друзилле. Иначе сестра Хэтфилд никогда не позволит. А мы с подругой интересуемся кровеносной системой.

Доктор Вестервельт смотрел на Уну с явным недоверием.

– Неужели?

Уна отвела глаза и кокетливо поводила носком ботинка по полу, а потом снова взглянула в глаза доктору Вестервельту.

– Для нас было бы чрезвычайно полезно поприсутствовать на этой процедуре под руководством такого знаменитого и опытного специалиста, как вы!

– Знаменитого?

Доктор Вестервельт переменился в лице.

– Вы, похоже, что-то перепутали. Знаменитым был мой дед.

С этими словами доктор Вестервельт повернулся, чтобы уйти.

Уна, поняв, что сделала ошибку, бросилась спасать ситуацию.

– Плевала я на вашу родословную, доктор Вестервельт, с высокой колокольни! – выпалила Уна, вздрогнув от собственной грубости, но не остановилась. – Я… Я просто очень хотела своими глазами увидеть переливание крови, а из всех здешних докторов вы наименее противный.

Доктор Вестервельт остановился, но не обернулся. Уна выругалась про себя. И как у нее только хватило смелости разговаривать с ним в таком тоне! Употребить слово «противный» в отношении доктора – пусть даже и начинающего – никак не позволительно для медицинской сестры… по крайней мере, по мнению мисс Перкинс. Он медленно покачал головой. Уна снова беззвучно выругалась. Но вместо того чтобы сделать внушение или бежать жаловаться директрисе, он только тихо засмеялся.

– Хорошо, я поговорю с сестрой Хэтфилд о том, чтобы она допустила вас и вашу подругу на процедуру. Но за это я тоже кое о чем попрошу вас…

Уна призадумалась. Правило номер пятнадцать: не попадай ни к кому в зависимость. Но Дрю очень нужно избавиться от тошноты при виде крови. А Уне очень нужна Дрю.

– Если вы добьетесь для меня и моей подруги разрешения присутствовать при переливании, я сделаю для вас все, разумеется, в рамках приличий.

– Договорились! – буркнул доктор Вестервельт и ушел, оставив Уну ломать голову над тем, что же теперь ей придется сделать для него.

* * *

Доктор Вестервельт сдержал слово – и уже через пару часов Уна и Дрю стояли рядом с ним в небольшом кабинете на втором этаже. Шторы раздвинули, и комнату заливал солнечный свет. Около окна стояла койка, на которой лежал очень бледный, болезненного вида мужчина. Другой, раздетый до майки и трусов, сидел в нескольких футах от него на стуле. На стоящем рядом с ним столе лежали подготовленные блестящие медицинские инструменты, а также два фаянсовых кувшина с водой и пустой металлический лоток, начищенный до блеска. В кабинете было шесть врачей и две сестры. Они без конца поправляли простынь под пациентом, измеряли его пульс и проверяли готовность всех инструментов. Словно певцы, распевающиеся перед концертом.

– А что, если я упаду в обморок перед всей этой компанией? – шепнула Дрю на ухо Уне.

Когда Уна прибежала к Дрю и объявила, что сегодня будет переливание крови и она договорилась об их присутствии на этой процедуре, та закричала, что не пойдет, и пыталась отвертеться как могла, придумывая разные отговорки. Ей надо срочно протереть еще раз подоконники, отмыть судна, следить за температурой воздуха в палате. Хотя на самом деле в ее палате все было давно начищено до блеска и не было никакого сквозняка, и при этом воздух был достаточно свежим и влажным. Уне пришлось силком утащить Дрю.

Уна взяла Дрю за руку, липкую от пота и дрожащую.

– Ты справишься. К тому же всем будет не до тебя.

– Но что если…

– Просто прислонись к стене, а я тебя поддержу.

Дрю кивнула, но по ее глазам было видно, что спокойнее ей не стало.

– Вы уверены, что ваша подруга действительно хочет видеть все это? – спросил Уну доктор Вестервельт, заметив, что Дрю начала часто дышать. – Если она станет еще бледнее, то, боюсь, ее перепутают с пациентом и начнут делать переливание крови ей самой!

– С ней все хорошо, просто переволновалась. А почему не начинают?

В этот момент дверь открылась и в комнату вошел мужчина с каким-то большим черным коробом на трех длинных деревянных ножках. Он довольно быстро установил эти ножки прочно на полу.

– Мы ждали фотографа, – пояснил доктор Вестервельт, кивнув на вошедшего.

По телу Уны пробежали мурашки. Единственный раз, когда она стояла рядом с фотоаппаратом, – это в отделении полиции. Теперь понятно, почему врачи и медсестры так долго и тщательно все проверяли и осматривали. Хорошо, что они втроем – доктор Вестервельт, Уна и Дрю – стоят у противоположной стены, а стеклянный глаз камеры обращен в другую сторону.

Фотограф – долговязый мужчина с глубоко посаженными глазами и носом с горбинкой – прошелся по комнате, прикидывая самую удачную точку для правильного соотношения света и тени и поправляя то одно, то другое. Тем временем врачи взвесили сидевшего на стуле мужчину.

– Это донор, – начал деловито пояснять доктор Вестервельт, – после процедуры его снова взвесят, чтобы понимать, сколько крови