История с продолжением - Патти Каллахан

Я сунула руку в карман и стиснула холодную тяжесть латуни. Потом стряхнула с себя оцепенение, и мы вошли. Винни со свистом втягивала и выдыхала воздух, она согнулась, упершись руками в колени, в позе человека, которому не хватает дыхания. Я расстегнула ее пальто и сняла шарф.

Затем бросилась в спальню за деревянной шкатулкой со шприцем и адреналином. Трясущимися руками я проткнула иглой пробку и втянула поршнем спасительную жидкость. Я увидела свое отражение в зеркале и охнула: лицо было в темных разводах от сажи, как будто я лезла через трубу, прочищая ее щеками и носом. Волосы свисали грязными прядями. Это был результат загрязнения в воздухе.

Всю эту гадость вдыхали хрупкие легкие моей дочери. Я снова подвергла ее этому испытанию. Какая я дура!

Вернувшись в гостиную, я опустилась перед Винни на колени.

– Прошу, сделай глубокий вдох, – сказала я, держа шприц, неуверенная, необходимо ли пускать его в ход.

Винни улыбнулась:

– Все нормально, мам. Честное слово. Теперь, когда мы в доме, все хорошо.

Чарли стоял, лицо его под слоем сажи было бледным.

– С вами все хорошо? – спросил он наконец.

– Да, – ответила я, глядя на него. – Все хорошо.

Укол не потребовался, и мы сидели в молчании, пока дыхание Винни не сделалось ровным. Снаружи доносились гудки клаксонов и вой сирен. Чарли внимательно смотрел на Винни. На волосах его виднелись хлопья сажи, падавшие на плечи шерстяного пальто. Вокруг шеи у него был повязан платок, спущенный теперь вниз, и на нем остались темные линии в тех местах, где ткань соприкасалась с губами и подбородком.

– Что произошло? – спросил он.

– Я думала, что ничего не случится. Я была такая дура. Слышала выпуск новостей, но решила…

– Я такого скверного смога никогда не видел. Это все проклятый дешевый уголь, который разрешил Черчилль. – Чарли примостился на журнальном столике и наклонился, чтобы стереть большим пальцем сажу у меня с лица. – Я позвоню нашему семейному врачу Мэйкому. Он нам поможет.

– Чарли, послушайте меня. Этот воздух ядовит для нее. – Я притянула к себе Винни, и та не стала сопротивляться. Меня душили слезы, а в груди пылал гнев. Я сама не понимала точно, на кого злилась. На мать, может быть? На отца Чарли, оставившего после себя бумаги без каких-либо объяснений? Или на себя? Гнев испепелял меня изнутри и снаружи.

Голос Чарли звучал спокойно и ровно, вернув меня в комнату.

– Город парализован. Поезда не ходят. Мосты перекрыты. Полиция и «скорая» не могут проехать…

– Послушайте, – прервала я его причитания. – Мне необходимо выбраться отсюда. Все равно как.

Винни подошла к окну и прислонилась лбом к стеклу.

– В обычной ситуации я предложил бы положить девочку в больницу, где ей дали бы кислород, – сказал Чарли. – Но по радио сообщают, что больницы переполнены и там не хватает ни медработников, ни кислорода.

Как бы в подтверждение его слов на улице провыла сирена, смолкла, потом включилась вновь.

Ничто не происходит само по себе, любое событие переплетено с каким-то другим в прошлом. Я вспомнила, как, когда мне было двенадцать, мы с папой поехали развлечения ради в Нью-Йорк, посмотреть на елку в Рокфеллер-центре и поглазеть на витрины. Мы проделали уже большую часть подъема на лифте к вершине Эмпайр-стейт-билдинг, когда кабина вдруг со скрипом остановилась. Мы с группой других людей оказались запертыми в тесном пространстве. Свет погас. Какая-то женщина начала визжать. Мне срочно понадобилось в туалет. Папа вполголоса утешал меня, говоря, что лифт скоро поедет. Он запел «Ты мое солнышко», и запертые пассажиры подхватили песню, чтобы унять страх. Кабина дернулась и пришла в движение. Те несколько минут, проведенных в ловушке, как нельзя более точно походили на наше положение в этой снятой квартире: отчаянная беспомощность, ощущение неминуемо надвигающейся опасности.

– Я иду звонить Мэйкому. – Чарли отправился на кухню, где набрал на черном телефонном аппарате номер, который помнил наизусть.

Я пошла за ним и слышала долгие гудки в трубке. Их прозвучало по меньшей мере десять. Я ждала, что Чарли повесит трубку, но он стоял со свирепым выражением лица, словно одним усилием воли хотел заставить доктора ответить.

– Мэйком, – сказал он, – у нас чрезвычайная ситуация. Моя знакомая приехала из Америки, с ней девочка, ей…

– Восемь, – подсказала я.

– Восемь лет, и у нее…

– Астма.

– У нее астма, а от этого воздуха ей плохо. Можете нам помочь? – Последовала долгая пауза, мужской голос на другой линии говорил что-то неразборчиво. Затем снова вступил Чарли. – Да, у нее есть уколы и таблетки. – Он посмотрел на меня.

– Эуфиллин, – сказала я, и он повторил мои слова.

Выслушав ответ доктора, Чарли кивнул, потом отвернулся от меня. Страх нахлынул, как вода во время прилива заливает пляж, кружа щепки и раковины, затем отступает, но лишь на миг, чтобы с новой волной захватить еще часть берега, принести еще больше сора.

Чарли повесил трубку и выдохнул. Я схватила его за рукав.

– Что он сказал? Он нам поможет?

– Сказал, что должен идти. Никто нам не поможет, и лучше не станет. Больницы забиты. Врачи не принимают вызовы: многие улицы перекрыты. Велел дать ей «Ликвифуру», когда придем ко мне домой.

– «Ликвифуру»?

– Лекарство от кашля.

– Это не то, что ей нужно. – Грудь сдавило, хотелось излить эту тяжесть в крике, но я сдерживалась.

– Я только передаю слова доктора. Нам нужно уходить.

– Ладно. Что дальше? Что мне делать?

– Сейчас мы пойдем ко мне домой. До него всего несколько кварталов, и я найду дорогу даже с завязанными глазами. Винни примет лекарство, и мы справимся. Не возражаете?

Я кивнула, прижав кончики пальцев к углам глаз. Поплакать можно будет позже. Виноватых будем искать, когда окажемся в безопасности.

– Оттуда мы отправимся в деревню, в дом моей матери, – продолжил Чарли.

Я снова кивнула.

– Уходим немедленно, – сказал он. – Возьмите только то, что сможете нести.

Я помчалась в спальню и быстро собрала вещи, думая о матери и ее полуночном побеге. Захватила сумку, положив лекарства сверху, взяла по перемене одежды для себя и для дочки. Потом схватила ранец с бумагами матери и сумочку с деньгами, билетами и паспортами. Сборы заняли меньше пяти минут. Я в последний раз бросила взгляд на чемодан с нашей одеждой и прочими вещами, которые мы сочли нужными для поездки.

Мы с Винни отправлялись в обществе чужого человека в место, о котором я никогда прежде не слышала, и тем не менее принять это решение не составило труда.