Украденное детство - Марина Викторовна Линник

специальных знаний, но порой казалась невыполнимой, особенно с наступлением холодов. В неотапливаемом цеху мы, вчерашние дети, которые еще совсем недавно играли в дочки-матери и казаки-разбойники, работали по двенадцать часов в день, проклеивая элементы самолетов изнутри специальным клеем, на который «садилась» материя. Клей был настолько едким, что в короткий срок разъедал перчатки, выданные нам.

– Шурка, посмотри на свои руки! Живого места уже нет. Кожа чуть ли не свисает уже! – воскликнула Зинаида Григорьевна, увидев состояние моих пальцев. – Сколько раз я просила тебя: «Надевай перчатки, когда работаешь! Не мажь голыми руками!» Почему ты никогда не слушаешься меня?

– Мама, не сердись. Сегодня они опять порвались. Этот клей буквально растворяет их. Да и неудобно в них что-либо делать. Мало того, что ватник мешает, так еще и перчатки.

– Ладно, завтра попрошу у главврача немного мази для тебя, иначе в скором времени нечем будет кисть держать.

Через полтора месяца после эвакуации неожиданно из Москвы поступила правительственная телеграмма, подписанная самим председателем ГКО Сталиным, в которой он в ультимативной форме требовал начать выпуск Ил-2. И вот двадцать девятого декабря в стылое небо взмыл первый самолет, построенный на нашем заводе. Я тогда чрезвычайно гордилась собой, поскольку тоже участвовала в процессе его создания! «Мы смогли, мы сделали!» – крутилось в голове. С этого дня завод постепенно набирал обороты, несмотря на непростые погодные условия. В тот год в Куйбышеве стояли сильные морозы, усложнявшие и без того нелегкую работу.

Но приехавшая в середине января комиссия из Москвы, которой не было никакого дела до наших трудностей, учинила разнос главному инженеру и директору завода из-за невыполнения плана якобы по вине нерадивых работников. Что произошло в кабинете директора, мы выведали уже потом у нашей соседки, работавшей секретарем на заводе.

– Почему не выполняете поставленную перед вами задачу? – осведомился председатель комиссии, Лев Константинович. – Всего один Ил в день! Всего! Страна нуждается в новейших машинах, а вы резину тянете. Вы получили указание – собрать двести пятьдесят новых штурмовиков за месяц. И что?

– Товарищ Шахов, мы делаем все возможное. После эвакуации новый завод был возведен всего за полтора месяца. Пока наладили оборудование, проложили магистрали, построили временное жилье, – начал оправдываться главный инженер, Виктор Яковлевич Литвинов.

– Да и комплектующие доставляют нам не всегда вовремя. Что мы может сделать? – сухо заметил товарищ Третьяков, директор завода.

– А мне докладывают, что не они, а ВЫ тормозите поставку. Что у вас якобы не хватает рук. Я прошелся по цехам, на заводе полно людей!

– Да, полно, – согласился Литвинов, – но только это неквалифицированные работники, дети. Неужели не увидели? Что они могут? Что же до основного персонала, то рабочие пашут по тринадцать-четырнадцать часов в сутки в две смены. Завод ни на минуту не останавливается.

– Люди должны работать не сколько могут, а сколько нужно для выполнения поставленной задачи, – жестко ответил председатель комиссии.

– Тогда предоставьте им нормальные условия труда и питание. Мои рабочие трудятся в неотапливаемых помещениях, без перерыва на обед, питаясь всухомятку прямо на рабочем месте, – начал товарищ Третьяков. – Приходят в барак (кстати, многие из них все еще живут в землянках), а там нет элементарных удобств. Они живут по девять человек на восьми квадратных метрах. Бани нет, ванн и подавно, туалет на улице, одна плита на десять комнат. О какой производительности может идти речь? Люди устали!

– Хочу напомнить, товарищ Литвинов, что вы на не курорте, – закричал Лев Константинович, побагровев. – Ленинград в блокаде, идет противостояние у стен Кремля, продолжаются сражения за Воронеж, за Сталинград, за Севастополь. Неужели вы не понимаете? Гибнут русские солдаты, местное население, горят села и города, многих уводят в плен и насильно увозят в Германию на принудительные работы или в концлагеря. Вы думаете, в окопах под пулями и постоянными бомбежками живется лучше? Или в голодном Ленинграде? Вы рассуждаете о холоде… а там, между прочим, почти минус тридцать! И норма хлеба по двести пятьдесят граммов, а детям и служащим выдается и того меньше. Люди умирают не десятками, а сотнями в день! А вы тут рассуждаете об условиях труда и быта. Сейчас всем тяжело, всем трудно! Идет ВОЙНА!

– Я все понимаю, товарищ Шахов, но…

– Никаких «но»! – строго заметил председатель комиссии. – Будь моя воля, я бы сегодня же приказал арестовать вас, товарищ Третьяков, и вас, товарищ Литвинов, за саботаж. В мирные годы так бы и произошло. Но сейчас специалистов вашего уровня мало. Я напишу в высшие инстанции свое заключение и рекомендации, а там руководство уже будет само решать, что с вами обоими делать…

– Анатолий Тихонович, – помолчав, обратился товарищ Шахов к директору завода, – перед отъездом в Куйбышев я лично разговаривал по телефону с товарищем Сталиным. «Передайте всем самолетостроителям завода, – отметил он, – что это очень, очень важное задание. Фронт ждет эту новую партию машин». Понимаете, ждет!

Комиссия уехала, а мужчины еще долго сидели в кабинете, обсуждая сложившееся положение. Безусловно, они понимали всю серьезность претензий. Прочитав отчет комиссии с ложными обвинениями, руководство страны свалит вину за невыполненный план на них – главного инженера и директора завода.

– Ладно, об этом будем думать потом, – проговорил Виктор Яковлевич, – будет день, будет пища. Но в чем-то этот Шахов прав. Да-да, Анатолий Тихонович, прав. Сейчас все трудятся и воюют на пределе своих возможностей, а то и превышая их. Поэтому нам придется принимать меры. Я, безусловно, пока еще не знаю, какие. Чего можно требовать от людей, работающих без выходных столько месяцев, без нормального питания и сна? Уставший работник – плохой работник, но тем не менее концепцию работы нужно срочно менять. Будем работать!

Ближе к вечеру товарищ Литвинов собрал всех работников завода в сборочном цеху. Встав на лестницу, инженер обратился к народу. Из его речи я поняла, что ситуация на фронте катастрофичес–кая, и папа со старшим братом нескоро вернутся домой, впрочем, как и мы. После этого он рассказал нам о блокадном Ленинграде, о разрушенном почти до основания Воронеже, о яростно сражающемся Сталинграде и героическом Севастополе. Внезапно я осознала, какая смертельная угроза нависла над всеми нами.

– Товарищи! – продолжил он. – Пусть сегодня мы не сражаемся плечом к плечу вместе с нашими родными и близкими, но наш самоотверженный труд, труд миллионов других людей, работающих в тылу, помогает в борьбе с фашистскими захватчиками. И мы сделаем все, что от нас зависит!.. Дорогие товарищи! Фронт нуждается в наших самолетах. В связи с этим руководство страны поставило перед нами цель – повысить производительность, увеличив ее на девяносто-сто процентов. Это