Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

— Были люди, которые выступали против, ио, как его, Совдеп, что ли, да разные проходимцы, видимо, настоя­ли, — с презрительной гримасой пояснил Загоруля.

— Надо во что бы то ни стало помешать их возвра­щению! — предложил хорунжий. .

Атаман топнул ногой.

— Это правильно. Зачем они здесь? Мы должны в ближайшее время взять власть в свои руки.

К дому атамана стали подъезжать казачьи офицеры. Приехал в коляске епископ Туркестанский и Ташкентский Пимен, давний друг Андрея Малышева. Совещание затя­нулось до поздней ночи.

Атаман говорил о положении в Центральной России. Там настоящее светопреставление! Другого слова найти невозможно. Казачество Семиречья не допустит к влас­ти всякую чернь.

Офицеры заявляли в один голос: взять власть силой оружия, установить военную диктатуру. Некоторые сгоря­ча призывали завтра же вынуть сабли из ножен. Их успо­каивали: «Не будем торопиться, надо собрать все каза­чество и посадить на коней».

Атаману очень понравилось предложение Пимена. Епископ метил далеко: «Нужно послать в Китай челове­ка, связаться с бывшим царским консулом в Кульдже Лю­бой и просить через него у англичан оружие, поддержку. Люба поможет и в другом — помешает возвращению киргизов».

Атаман любовался богатырским телосложением и широченной бородой Пимена, удивлялся глубине его мыс­ли. Конечно, поддержка из-за границы нужна, иначе зав­тра навалится бесчисленная чернь и все Семиречье ока­жется в ее руках.

Атаман спросил офицеров:

— Кто поедет?.

— Я!—тотчас отозвался Загопуля.

Атаман кивнул головой. На Загорулю можно поло­житься: он хочет свести старые счеты с Бокиным. Пусть!

После совещания все пошли в церковь, стоявшую в центре станицы Каскелен. Там отслужили молебен: целуя образ Иисуса Христа, клялись: «Вынем сабли из ножен!»

Дела заставили атамана переехать в Верный. При­ехал он рано утром, стараясь не попадаться людям на глаза. Загоруля предупредил: в «Доме свободы» Березов­ский и Бокин требуют ареста атамана и Закира: надо быть осторожным.

Атаман сам открыл ворота. Ввел коня во двор. Тихо ступая, вошел в дом и увидел Петровну, — она сидела на кухне со спицами в руках. Давно живет Петровна в доме Малышева и стала как родная. Она и в самом деле не чужая — старшая сестра матери Глафиры.

— Доброе утро, Петровна! — Малышев поздоровал­ся внезапно, будто появился из-под земли.

— О господи!—Петровна вздрогнула и подняла се­дую голову.—Напугал-то как!..

Малышев рассмеялся довольный.

— Что, не ждала меня? — он оглянулся по сторонам и спросил:—А где же эта стрекоза?

— Да здесь она, только недавно вышла на улицу..— Петровна вздохнула, осуждающе покачала головой.

Малышев понял: опять что-то неладно...

— Куда она ушла в такую рань? В чем дело?..

— Сам избаловал, так и расплачивайся за все...

— Что случилось, говори же?! —Атаман смял в руках фуражку, сделал шаг вперед.

— Каждый день куда-то уходит с этим киргизом. Го­ворю — отправь ее из города. По мне отправь хоть за семь морей, но чтобы не было этого позора...

Атаман опустился на стул, нахмурился. Непослуш­ная... Петровна, пожалуй, права. Надо отправить Глафи­ру. Но куда? Во взбудораженный Петроград? Не го­дится...

Решения пока не было.

Глава 14

От Коргаса, что на границе, до Кульджи — всего две­надцать верст. Если ехать даже мелкой рысью, то через час можно быть там. Под Токашем серый скакун Кырбая, крепкий выносливый копь, к тому же Курышпай, готовясь к отъезду, в течение трех дней заботливо ухаживал за ло­шадьми, и пройденный путь мало отразился на них, осо­бенно на сером.

Вот и река Или. Она огибает склоны Заилийского Ала­Тау и течет далеко, в Балхаш, расположенный в родной стране. Дорога идет зеленым берегом реки, и в воде четко отражаются силуэты двух всадников.

Становится жарко. Раскаленное небо будто осело на землю. На вершинах оставшегося позади Ата-Тау белеют редкие клочки облаков. Ветра нет, тишина. Только слыш­ны заливистые голоса жаворонков.

Пересекая границу, Токаш сказал себе: «Да, без рис­ка нельзя! Если сумеем благополучно вернуть друзей, то старания наши не будут напрасными». Он ехал с благо­родной целью и смело ступил на китайскую землю. Ведь эти казахи, что ушли за границу, не баи, которые ищут землю для своих несметных табунов. Они поневоле оста­вили насиженные родные места, спасаясь от пуль, от смер­ти. Вооруженные дубинами и пиками, они выступали про­тив белого царя. А теперь царя нет, им можно вернуться домой. Довольно скитаться на чужбине, терпеть все не­взгоды бродячей жизни! Среди беженцев много друзей Токаша, среди них—его любимая девушка..

Токаш, как только подумает об Айгуль, невольно при­шпоривает и без того резвого коня.

Завиднелись очертания Кульджи. Торчат трубы высо­кого дома, стоящего на бугристом берегу реки Текес, ку­пол мечети, вышки стен, окружающих город.

Приблизившись к городу, Токаш и Курышпай увидели около стен множество шалашей, двуколок. Голоса пла­чущих детей и матерей, проклинающих все на свете... Взволнованный Токаш посмотрел на Курышпая; тот уга­дал настроение Токаша и кивнул ему.

— Да, они! Тс, кто оставил родину и скитается па чу­жой стороне! — произнес Курышпай скорбным тоном.

Токаш смотрел до боли в глазах. Группа людей стоит на берегу реки. Прикрыв ладонями глаза, они всматриваются в сторону города, видимо ждут парома. Кричат: «Ау- у!» Опирай, тот высокий, что стоит в середине толпы, ка­ жется, знакомый. Кто же это?

Подъехав ближе, Токаш и Курышпай окончательно узнали в них семиреченских казахов: в шапках дулатов- ского покроя и широких халатах. Беженцы тоже обрати­ли внимание на подъезжающих всадников и повернулись лицом к ним.

— Ой, боже, это ведь Токаш!

— Да, он. А с ним Курышпай!

Токаш спрыгнул с коня. Казахи кинулись ему навстре­чу. Объятия со слезами и причитаниями... Собрался мигом весь табор, оставив свои шалаши. Каждый стара­ется опередить другого. Шум и гам. Вопросы сыплются со всех сторон. У многих родители и дети остались там, в Семиречье. И вот теперь каждый молит сказать о них что-нибудь утешительное. «Живы ли? Какова их судьба?»

Токаш смотрит на возбужденную до предела толпу затуманенными глазами. Нет, плакать для мужчины — позор. Зачем слезы? Ведь эти люди могут подумать, что впереди нет ничего хорошего. Токаш пересилил себя, с вниманием посмотрел на толпу несчастных. Все они страшно исхудалые, оборванные, в лохмотьях. Но мно­гих он узнал сразу. Вот этот высокого роста джигит с горбатым носом, стоящий в центре толпы,— Бакен. Он из аула Жунуса, бывший его соратник, один из отчаян­ных джигитов. Как он похудел! Рядом