Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин

Айгуль позабыла о своей клятве, потеряла надежду? Что она сейчас пропела под домбру? «Если жив и мог приехать...» Разве мог Токаш не приехать в Кульджу? Лишь бы сама не нарушила клятву...

Со скрипом открылась дверь. Кто-то, накинув на голо­ву халат, идет прямо в их сторону. Неужели Айгуль?

Токаш поднялся с места. Не торопясь, Курышпай тоже встал. Бакен не пошевельнулся. Не выдержав, Токаш шагнул навстречу. Но какая-то необычная, вдруг вспых­нувшая мысль заставила его попятиться. Он остановился и застыл на месте. Скинув с головы накидку, Айгуль бро­силась к Токашу.

Токаш молча прижал ее к груди.

— Айгуль-жан моя!..

Не в силах сдержать рыдание, девушка еще крепче прижалась к Токашу. Радость и страх одновременно охватили ее сердце.

— О господи!.. — вырвалось, наконец, у нее.- Уже не было надежды увидеть вас, Токаш-ага!

К ним подошел Курышпай.

— Вы в своем уме? Разве тут место для объяснений? Айгуль, скажи-ка прямо: ты не связала свою жизнь с Бабашевым? Если нет, ты свободна. Поехали! Чего тут сто­ять? Вот уже начинается рассвет.

Токаш только теперь опомнился. В самом деле, чего стоять? Такой удобный случай больше не представится. Полупьяный торговец, наверное, ничего не почувствует, если даже перевезти полдома. Токаш спросил Айгуль:

— Где Аекен?

— Стоит у крыльца и караулит!

— Почему караулит?

— Хозяин дома держит всю Кульджу в своих руках. Если он что узнает, может обвинить в чем угодно, и тог­да гибель всем нам...— быстро объяснила Айгуль.

— Бакен,— Токаш говорил теперь тоном приказа.— Пойди и позови Аянбека. Поедем!.. Веди нас, Курышпай, тихо открой ворота!

По-одному они вышли па улицу. Тьма рассеялась, на­чинало светать. Ясно видны ветви деревьев. Бакен шел впереди, остальные за ним, — к берегу реки. План Токаша: с первым утренним паромом переправить Айгуль с Аянбеком на тот берег. Там среди казахов их можно скрыть и приютить. Надо ожидать, что Бабашев пошлет погоню...

Глава 16

Загоруля прибыл в Кульджу раньше Бокина. Он сра­зу же разыскал бывшего консула царского правительства Любу и вручил ему письма атамана Малышева и епископа Пимена. Загоруля изложил цель своего приезда: власть Временного правительства в Семиречье едва-едва дер­жится— она подобна льдине во время шторма. Не сего ­дня, так завтра развалится. В чьи тогда руки перейдет власть? Уважаемые люди Семиреченского края обраща­ются к вам: «Пусть Люба не останется в стороне от это­го дела и подаст руку помощи семиреченскому казаче­ству. Ведь Семиречье — ворота, открывающие путь на Москву. Если английский лев, прикрываясь здешними камышами, подойдет к границе, разве не встретят его достойным образом семирсченские казаки, возглавля­емые атаманом Малышевым?»..

Другая просьба Загорули к Любе — о скитающихся казахах. Если бродяги, похожие на голодных волков, воз­вратятся, они уничтожат Семиречье, как саранча уничто­жает посевы. Они могут попасть под влияние большеви­ков.. Вскоре к ним сюда в Китай приедет посланец бун­товщиков, Люба должен быть готовым к этому...

Вывший консул слушал внимательно; у него продолго­ватое смуглое, как у цыгана, лицо и выступающие вперед зубы. Говорил он мало: да, Люба всем существом против изменений, происшедших в России. Мечта его — старые царские порядки. Все, что сейчас в его силах, он уже сде­лал: тайно связался с английским консулом в Кашгарии полковником Эссертоном — он осторожно дал понять об этом Загоруле... Но ему, Любе, здесь очень тяжело, он одинок и некуда податься. Имение отца, что в Саратов­ской губернии, разгромлено, разграблено. А жена не да­ет покоя, соскучилась по родным местам...

На другой день Загоруля познокомился с городом. На базаре, на перекрестках улиц, перед мечетью, даже в не­щерах вдоль берега реки ои видел скитающихся казахов. Загоруля вступал с ними в разговор, чтобы выведать их мысли и настроения. Но эти несчастные оказались очень упрямыми и скрытными. Не говорят ни слова, хоть ты что с ними делай. Пробовал было расспросить о Бокине, ничего не получилось, у всех один ответ: «Не знаем». Если дело и дальше пойдет так, то Загоруля может про­играть.

Вместе с Любой он пришел в валият.

Когда они, поднявшись по каменным ступенькам, по­дошли к дверям так называемой «круглой комнаты», где обычно сам вали принимал посетителей, из нее вышел че­ловек, за которым Загоруля охотился и которого боял­ся,— Бокин! Токаш не заметил спрятавшегося за колон­ной Загорулю и быстро прошел мимо. Загоруля тихо выругался: какая досада? Что если Бокин уже успел по­лучить разрешение на вывод казахов?

Люба зашел к вали, Загоруля остался ждать его. По­дойдя к окну из разноцветных стекол, он задумался.

«Как бы там ни было, а Бокин не должен вернуться из Кульджи в Верный! Пусть даже он получил разреше­ние вали, казахам не легко вернуться на родину. Если завтра Люба даст телеграмму — «казахи настроены мстительно, подумайте о предотвращении кровопролития» — что тогда скажут представители Временного пра­вительства? Им останется только выставить артиллерию по ту сторону реки Текес и не пускать беженцев».

Пока Люба находился на приеме у главы Кульджин- ского валията. Загоруля вспоминал о Семиречье. Ата­ман Малышев, его избалованная дочь Глафира, епископ Пимен... Образы, заслоняя друг друга, проходят перед его глазами. — один улыбается, другой смотрит хмуро, третий бросает на него грозный взгляд. Глафира просто легкомысленная девчонка. Но Загоруля не может отвя­заться от мысли о ней. Как глупо, раболепно он влюблен! А она, гордая, даже не подпускает его к себе. И ради ко­ го! Ради мальчишки-киргиза!

Открылась дверь кабинета вали, показался Люба. Спускаясь по ступенькам, он сказал:

— Только сейчас, видимо, был на приеме у вали пред­ставитель Временного правительства в Верном...

— Он дал согласие вернуть казахов обратно? — то­ ропливо спросил Загоруля.

— Ваши опасения подтвердились.

У консула есть свой рикша, на котором он ездит по­стоянно. Рикша ждал у выхода. Люба сел и укатил. Заго­ руля остался ждать рикшу. К ставке вали подъехал высо­кий с горбатым носом уйгур. Он бросил на толпу посети­телей презрительный взгляд и важно прошел в дом. Люди расступались перед ним, передавая друг другу: «Баба- шев!» Не обратив внимания на это слово, Загоруля под­бежал к рикше и спросил, свободен ли? Тот покачал го­ловой. Вокруг дружно засмеялись: кто это такой, захо­тевший сесть на рикшу Бабашева?.. Но Загоруля не понял значения этих слов, по-русски крепко выругался и пошел пешком по направлению к базару.

В детстве Загоруле приходилось видеть разлив ярко­пестрых цветов по берегам озера Иссык. При ветре они колыхались, шевелились, как живые. Вот это и вспомни­лось ему при