Темиртау - Зеин Жунусбекович Шашкин

человек сомнительных мыслей и поведения, то он сразу поверил, тем более, что это сказали люди, которым он был обязан верить, но которым, если бы дело коснулось его лично, не доверил бы и своей собаки. Да, ему было выгодно верить в то, что Аскар — враг, и поверил он в это сразу же, не сомневаясь и не расспрашивая. Потому что, если Аскар враг, тогда все просто, тогда опускай ему на голову любой кулак!

И вот теперь этот враг вернулся... А почему он вернулся, на каком основании? И вообще если его арест и был ошибкой в ту пору, то разве эти годы могли пройти для него даром? Разве не должны были они внести в его думу сумятицу? Ожесточение? Недовольство? Как он, например, посмотрит на Муслима, когда встретит его на улице? Ведь не только города, а всего Казахстана теперь мало, чтобы вместить их обоих. А времена пошли хитрые, лихие... Люди научились резать правду в глаза! Узнают — засрамят, засмеют, заставят сбежать.

Он вышел из дома и пошел бродить по ночному городу. Потом вспомнил, что уже очень поздно, и вяло поплелся домой. Тихо открыл входную дверь, разулся и на носках прошел в спальню. Надо раздеться и лечь незаметно, чтобы Айша не проснулась, а то начнутся расспросы: «Откуда пришел? Отчего так поздно? Почему такой взволнованный? Нет-нет, я вижу, с тобой что-то случилось. Почему ты не хочешь со мной поделиться?». Разве можно ответить на эти вопросы?

Но в спальне никого не было. Светила полная луна. Кровать Айши была пуста. Где же она? Неужели так задержалась на работе? Муслим зажег настольную лампу и посмотрел на часы: без четверти двенадцать. Прошел в кабинет и набрал номер больницы. Трубку сняла дежурная сестра. Муслим попросил к телефону Айшу.

— Да она давно домой ушла,— ответила дежурная.—> Ее смена кончилась.

— А как давно? — спросил Муслим.

— Да как кончила, так и ушла. В девять часов еще ушла.'

Муслим бросил трубку и пошел было будить живущую с ними сестру, чтоб узнать, где Айша, но потом раздумал и вернулся обратно. Что может знать сестра, разве Айша докладывает ей, куда идет. Так где же ее искать теперь? У Дамеш, конечно. А Дамеш где? На старом месте у Қурышпая она уже не живет. И все-таки он оделся, вышел, прошел к дому Курышпая и посмотрел в окно. Нет, темно, все спят. И на площадке у Дворца металлургов, где всегда шумно и весело, где молодежь гуляет до поздней ночи, где назначаются все свидания, тоже тишина и безлюдье. Светящий циферблат показывал три часа. Значит, через час начнет светать. Он вернулся, сел на веранду и стал ждать — ему хотелось видеть, кто же доведет до дому его жену. Ждать пришлось недолго, через какие-то десять минут он услышал звонкие женские голоса и увидел три силуэта. Они подошли к воротам его дома и остановились.

— Ну, Айша-апай, до свиданья,— сказал один из силуэтов.— Спасибо, что пришла.

— Муслима так и передернуло,— говорила Дамеш.

Потом он услышал голос жены.

— Это тебе спасибо, дорогая, за твое гостеприимство. Я очень счастлива, что увидела старого друга. У нас говорят: когда пятилетний мальчуган возвращается на родину, то даже столетний старец выходит его встречать к воротам. А с твоим дядей у меня столько связано всего — и плохого, и хорошего. -

«Вот оно что...— с раздражением подумал Муслим.— Много связано? А как много? И вообще, черт поймет, что значат эти слова. То-то она все первые годы замужества ворочалась по ночам да охала. Об нем, стало быть, вспоминала, дрянь эдакая».

Айша быстро поднялась по ступенькам, но, увидев Муслима, неподвижно сидевшего на крыльце, остановилась и спросила:

— Ты еще не спишь? Ждешь меня? Чудеса! — голос у нее был веселый и слегка пьяноватый.

«Вот змея-то,— подумал Муслим.— Ну и змея... Ее и за голову схватишь, а опа все равно будет норовить вывернуться».

— Куда это ты запропала? — спросил он хмуро.— Ведь скоро уж четыре часа. До утра прогуляла...

— Да на тое я была,— беззаботно ответила Айша, проходя в дом.— Понимаешь, приехал дядя Дамеш — Аскар. Ты ведь его должен хорошо знать. Вот мы и гульнули!

«И ведь даже не скрывает. Все начистоту выкладывает,— злобно подумал Муслим.— Вот и попробуй скажи что-нибудь».

И вдруг ему показалось, что кто-то схватил его Сердце в кулак и сжал несколько раз. Он закусил губу, приложил руку к груди и прислонился к столбу балюстрады. Ему нужно было прийти в себя, прежде чем пройти в дом.

«Аскар! Ты его должен знать! Должен хорошо знать!» Что она хотела сказать этим? Слова как будто бы обыкновенные, а смысл...

...Айшу разбудили стоны Муслима. Она вскочила и подошла к нему. Муслим лежал, раскинув руки по одеялу, и бредил. Она разбудила его, напоила валерьянкой, послушала сердце. Встать ему наутро с постели она не разрешила.

«Полежи денек,— сказала она.— С сердцем шутки плохи, особенно в твои годы».

Муслим, сам перепуганный ночным припадком, целый день пролежал в постели. Мысли не давали ему покоя. Они жужжали и жалили, как осы, а стоило закрыть глаза, и вновь лезли бредовые видения. Пропасть без дна и края, он карабкается по какой-то отвесной стене, хватаясь за камни, камни обрываются под его руками, падают, а он лезет и лезет и все не может вылезти...

В полдень Айша прислала к нему из больницы сестру, которая напоила его какой-то сильно пахнущей микстурой. Потом из школы прибежала дочка, и он провел с ней почти целый час. А вечером к нему, бодро постукивая деревяшкой, пожаловал секретарь партбюро Серегин.

— Болеешь, брат? — весело воскликнул он.— Силен, силен! Сейчас что-то всем нездоровится. Вот и я расклеился. Понимаешь, какая чепуха, начали болеть пальцы на отрезанной ноге! Нет их, а болят — вот ведь штука... Слушай, а что с тобой такое? Что ты так глядишь на меня?

Муслим смотрел на него, не отрываясь, слушал и старался не пропустить ни одного слова. Ведь надо же было понять, кто, зачем и с каким намерением послал к нему Серегина.

— Да нет, я ничего,— пробормотал Муслим.

— Ладно, лежи,— засмеялся Серегин.— Да не бодрись, не бодрись, я то вижу все. Конечно, ты, брат, прав, главное,— Серегин энергично сжал кулак,— главное вот! Сила. Не поддаться... Не раскисать! Она, болезнь, в одну сторону тебя крутит, а