Игра в прятки - Лора Джонс

– Мне нравится, Фи, – говорю я. – Какие приятные воспоминания, и как точно ты уловила сходство! У тебя получается все лучше и лучше. С каждым днем.

– Вероятно, так оно и есть, – отвечает Софи. – Ведь ты вторая, кто сообщает мне об этом.

Я осведомляюсь, кого еще она имеет в виду, но сестра небрежно роняет:

– О, всего лишь маму, – и обнимает меня за плечи. Я прижимаюсь к ней и внимательно изучаю ее рисунок. Момент нашего детства, запечатленный на бумаге… Мгновение, которое уже не вернуть…

– Софи… – произношу я и умолкаю. У меня возникает внезапный порыв рассказать ей о том, что я до сих пор держала в себе. Что, когда я смотрю на обои, у меня начинает болеть голова, перед глазами все плывет, и я уже не доверяю тому, что вижу. Что мне чудится, будто я заново проживаю изображенное на бумаге, и я ничего не могу с этим поделать.

– Что? – спрашивает Софи.

Я смотрю на лицо сестры, в ее серьезные темные глаза, в которых уже нет той тревоги, как раньше. Я не хочу все испортить, не хочу ее волновать.

– Ничего, – отвечаю я.

Юный пьяница

Софи

Что‑то привело меня к окну нашей спальни, и я смотрю сквозь стекло. Сегодня ночью непроглядная темень, ущербный месяц превратился в тоненький обрезок ногтя. Я, как и каждую ночь, наблюдаю за замком Оберстов, но не вижу ни единого огонька.

Внезапно из темноты появляется фигура, и, хотя я сразу понимаю, что это он, Жозеф, его походка изумляет меня. Спотыкаясь и шатаясь, юноша плетется по дорожке к нашему дому. У порога он останавливается и, покачиваясь, наклоняется к земле и набирает пригоршню камней. Я хватаю свою кофту, стараясь не разбудить Лару, нащупываю свечку и устремляюсь вниз по лестнице.

Когда я добираюсь до Жозефа, он пытается запустить камешком в окно нашей спальни. Его кожаные башмаки украшены свежими царапинами, а неестественный румянец на щеках заметен даже в темноте.

– Жозеф! – тихо зову я его. – Что вы делаете?

Он неуверенно оборачивается и кланяется.

– Мадемуазель!

Кабы не его плачевный вид, я бы уже рассмеялась.

– Я пришел, чтобы… чтобы… э… – Слова, слетающие с его губ, превращаются в неразборчивое мычание, почти лишенное смысла и сильно отдающее спиртным.

– О, да вы же напились! – восклицаю я, вопреки своему намерению переусердствовав с укором. Я не могу скрыть разочарование, не в последнюю очередь оттого, что вместе с поведением изменился и облик юноши. Его рассеянный взгляд блуждает, не задерживаясь на моем лице; когда он молчит, у него отвисает челюсть; к потному лбу прилипла прядь светло-русых волос. Я никогда еще не видела Жозефа таким.

Его бессвязная речь и несогласованные движения пробуждают воспоминания, которые мне на протяжении нескольких недель удавалось подавлять. Но сейчас они проступают, точно гной на поверхности раны: та ночь у пруда, покачивающиеся, ерничающие гуляки, сильно перебравшие, вонючие, чертыхающиеся и пугающие лошадей…

Жозеф раскрывает ладонь, выбирает камень и снова пытается прицелиться им в окно нашей спальни. Камень чересчур велик для подобной задачи, да к тому же юноше нет нужды вызывать меня таким образом, ведь я уже стою перед ним. В подпитии он лишился всякой рассудительности.

– Нет! – шиплю я. – Вы разобьете стекло! – Я разжимаю пальцы Жозефа и выворачиваю ему ладонь, вытряхивая из нее остальные камни на землю. На секунду моя рука задерживается в его руке, и я решаю отвести его в дом, усадить и положить ему на лоб что‑нибудь прохладное. Но он отстраняется.

В этот момент из его кармана на землю выпадает какая‑то мелочь – совсем незаметно, однако успевая привлечь мое внимание. И прежде, чем Жозеф успевает сообразить, что случилось, я наклоняюсь и поднимаю ее.

В свете свечи я вижу небольшой клочок бумаги. На миг мне даже чудится, что это образец обоев, но потом я все понимаю, и меня словно громом поражает. Это же рисунок, мой рисунок! Тот, который я когда‑то подарила Жозефу, тот, на котором изображены мы с Ларой. Правда, теперь он совершенно испорчен, разорван: на нем остался лишь портрет моей сестры.

С упавшим и разбившимся сердцем я осознаю, насколько глупой оказалась, как заблуждалась! Весь последний месяц я обманывала себя, вопреки всему надеясь, что, произнося в тот день речь в кабинете отца, Жозеф подразумевал меня. Но он говорил о Ларе.

Жозеф выхватывает у меня листок и поспешно засовывает обратно в карман. Его грубые, неуклюжие действия приводят к тому, что он случайно задевает мою свечу и гасит пламя.

– Знаете, она вас не любит, – восклицаю я, борясь с подступающими слезами. – У нее есть другой.

– Что… – бормочет он, и тут мои слова доходят до его сознания. – О чем ты?

Я молчу, вздернув подбородок и сжав губы.

– Софи? – Жозеф приближается, и мне приходится задержать дыхание, чтобы не вдыхать запах перегара. – Прошу тебя…

Он прижимается бедром к моему бедру, я ощущаю ком в горле и, не удержавшись, выпаливаю:

– Там, в Марселе… был один парень… молодой человек. Он помогал нам доставлять заказы.

Жозеф начинает хохотать.

– Они с Ларой…

– Нет! – Он изрекает это короткое слово так, будто вопрос закрыт, и, прежде чем я снова успеваю заговорить, поднимает глаза к окну, точно уже позабыл о моих словах. – Лара! – кричит он, а я пытаюсь заставить его замолчать.

Из дома выходит сестра в накинутой поверх ночной сорочки кофте.

– Что происходит? – шепчет она. – Вы разбудите маму!

– А, вот и она! – объявляет Жозеф. – Мадемуазель Тибо!

Лара, стараясь не смотреть на меня, тащит юношу подальше от дома, к самому темному участку дороги.

– Спасибо, Фи. А теперь возвращайся в дом.

Я не двигаюсь. Хотя меня трясет, я не позволю им отмахнуться и отослать меня в постель, точно ребенка.

– Я останусь, – говорю я Ларе, – и помогу.

– Нет, Софи. Уходи. Сейчас же! – твердо возражает сестра.

Я колеблюсь, раздираемая противоречивыми чувствами. Отвращение к пьянству борется во мне с желанием утешить Жозефа; боль, причиненная моим открытием, жжет мне грудь, точно уксус.

Наконец, не в силах больше смотреть на этих двоих, я подчиняюсь Ларе и возвращаюсь в свою комнату, полностью отдавшись эгоистичным переживаниям и ничуть не беспокоясь о том, чтобы не разбудить маму.

Леденцы

Лара

– Что стряслось? – осведомляюсь я у Жозефа. – Зачем вы пришли? – Я не говорю ему, что от него разит алкоголем, что я никогда еще не видела его в