Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь - Станислав Петрович Федотов

– Ён, – почему-то покраснев, сказала девушка.

– «Лепесток цветка»? Красиво! А я – Дэ Чаншунь.

– Нет. Ты – мой брат Янь Лин. Ты упал со скалы и повредил спину. Ты был моряком и недавно вернулся в деревню. Наш папа Янь Нин, а мама – Янь Лиша.

Она выпалила всё скороговоркой. Чаншунь ничего не понял:

– Постой, постой! Объясни толком, почему я – твой брат, почему был моряком…

– В деревне бэйянцы. Ищут бойцов Революционной армии. Кого находят – расстреливают. А мы тебя никак не спрячем: ты не можешь ходить.

– Понял. Значит, я – Янь Лин, моряк из Шанхая, просто матрос… Папа – Янь Нин, мама – Янь Лиша, сестра Янь Ён. А коза – Белоснежка.

– Коза?!

– Ну, да. У вас же есть коза?

– Есть. Это она тебя нашла.

– Ну, вот! А у меня в детстве была коза Катька. Она меня любила. И вот вернулась, чтобы спасти меня.

– Ну да?! Скажете тоже! Ой, идут! – Ён метнулась из комнаты.

– Эй, есть кто живой?! – послышался грубый голос.

– Есть, большой господин, мы живы, – отвечал другой мужской голос, испуганный тенорок.

– Показывай, кого прячешь!

– Никого не прячу. Дома все только наши Янь: я, моя жена Лиша, дочка Ён и сын Лин.

Послышались шаги нескольких человек, в комнату заглянул человек в форме лейтенанта Бэйянской армии.

– Это кто? – указательный палец словно воткнулся в Чаншуня.

– Я – сын Янь Нина Янь Лин, – слабым голосом откликнулся Чаншунь. – Я – моряк, приехал из Циндао навестить родителей да вот заболел.

– И чем же ты, моряк, заболел? – зайдя в комнату, ядовито поинтересовался лейтенант.

Следом вошли два солдата с винтовками. Из-за них выглядывало испуганное лицо мужчины с жидкой седоватой бородой.

– Спина, господин офицер, – почти прошептал Чаншунь. – Простите, больно говорить. Во время шторма упал с мостика, и волной ударило так, что думал: всё, отдал концы! Приехал подлечиться козьим молоко, коза у нас Байсюэ, молоко даёт лечебное, да вот снова прихватило.

– Славно излагаешь, грамотно, – похвалил лейтенант. – Было бы ещё лучше, если бы ты, морячок, документы предъявил.

Вот и конец, подумал Чаншунь, но марку надо держать. Какие там у моряков документы – кто бы знал!

– Моё судно в том шторме потонуло со всеми документами. Меня рыбаки спасли. Вот же моя семья – отец, мать, сестра – какие ещё нужны документы?!

– Ладно, – сдался лейтенант. – Лечись.

26

Партизанская армия увеличивалась: с каждым взятием нового села или посёлка к ней присоединялись желающие установить народную власть. Народ это был весьма разношёрстный: казаки, белогвардейские дезертиры, бывшие каторжане, бежавшие с Сахалина уголовники, безработные приисковики, ссыльные разночинцы… В связи с этим командующий произвёл реорганизацию, стремясь превратить плохо управляемую вольницу в регулярную часть Красной армии. Правда опыта у него не было – участия в мировой войне сначала рядовым, затем унтером (за храбрость награждён «Георгием») оказалось слишком мало для столь сложной работы, и Тряпицын решил опереться на коллективный разум. На совещании командиров был создан штаб Николаевского фронта из шести человек во главе с ним, Тряпицыным, в который вошли анархисты, беспартийные и один большевик. Армию разбили на полки, создали отдельные части – связи, снабжения, медико-санитарную и транспортную. Особое внимание обратили на дисциплину, ответственность за это возложили, естественно, на командиров подразделений. Эти нововведения навели некоторый порядок, но, как оказалось позже, ненадолго.

А в конце совещания в комнату зашёл Дмитрий Вагранов, начальник личной охраны командующего.

– Товарищ командир, к вам рвётся какая-то командированная из Владивостока.

– Откуда?! – удивился Тряпицын. – Командированная! Баба, что ли? Ну, зови. Бабам, то есть женщинам, у нас полное уважение.

Она возникла на пороге, маленькая, ладная, в белом полушубке и собольем малахае, с огромным, по сравнению с ней, маузером, висевшим на ремне через плечо. Через другое плечо висела полевая сумка. Члены штаба, все мужики в годах, за исключением командующего, так и впились глазами в это существо явно из другого мира – то ли принцессу, то ли фею.

– Особоуполномоченная Военно-революционного штаба Лебедева-Кияшко, – неожиданно хриплым голосом сказала фея. – Простите, простудилась, – и подала бумагу: – Вот мой мандат.

Тряпицын прочитал и передал мандат членам штаба. Указал прибывшей на свободную табуретку:

– Садись, особоуполномоченная Нина Михайловна. А ведь мы с тобой знакомы. Правда тогда ты была просто Лебедева.

Она села, сняла малахай, тряхнув короткострижеными рыжевато-золотистыми кудрями:

– Я и сейчас Лебедева. Кияшко – партийная кличка. Да, я присутствовала при вашей ссоре с Сергеем Георгиевичем Лазо.

– Просто присутствовала? – хитро прищурился Тряпицын. – Ну, и кто тогда, по-твоему, был прав?

Ссора была из-за разности взглядов на деятельность партизанских отрядов. Лазо был за то, чтобы ждать распоряжений «сверху», Тряпицын – за самостоятельные действия в соответствии с обстановкой. После ссоры Тряпицын ушёл с небольшой группой товарищей сначала на реку Иман, потом – на Амур. Позже, на первом съезде партизан Амура в селе Анастасьевка, он опять рассорился с Военно-революционным штабом и с тридцатью пятью соратниками пошёл вниз по Амуру с целью восстановления советской власти. За три месяца крохотный отряд вырос до полуторатысячного соединения, пришедшего теперь к Николаевску, центру Сахалинской области.

– Похоже, прав был ты, – согласилась Лебедева.

– То-то же! – захохотал Тряпицын. И так весело, задорно-мальчишески захохотал, что смех подхватили члены штаба и заулыбалась, а затем прыснула в кулачок особоуполномоченная.

Когда просмеялись, она сказала:

– У меня к тебе разговор с глазу на глаз.

Тряпицын взглянул на членов штаба, те дружно поднялись и вышли из дома. Командующий ждал, постукивая карандашом по карте, разложенной на столе.

– У меня действительно особые полномочия, – сказала она. – До Военревштаба дошли жалобы, что твои партизаны грабят население, убивают невинных, сжигают дома. Я должна проверить и в случае подтверждения отстранить тебя от командования, при сопротивлении арестовать и судить.

– Так! – сказал, как стукнул кулаком, Тряпицын. Голубые глаза сузились и стали хищными. – Среди партизан, конечно, много разной швали, бывает, безобразничают, но, пока они, не жалея себя, воюют за советскую власть, они мне нужны. На войне бывает всякое, однако я считаю: пусть лучше случайно расстреляют невинного, чем упустят врага. Гражданская война беспощадна!

Последние слова он почти выкрикнул, и в комнату тут же ворвался Вагранов:

– Яков Иванович?!

– Всё в порядке, Дмитрий Иванович, – махнул рукой Тряпицын. Вагранов вышел. – Охрана бдит, – усмехнулся Яков. – А ты проверяй, проверяй. Вот, кстати, взгляни на мой приказ по установлению дисциплины.

Он подал ей картонную папку. Нина раскрыла и прочитала:

«По имеющимся в штабе сведениям за последнее