Фернандо Магеллан. Том 2 - Игорь Валерьевич Ноздрин

«У этого животного голова и уши такой же величины, как у мула, шея и туловище – как у верблюда, ноги – как у оленя, хвост – как у лошади, подобно которой он ржал»[6].

Туземцы отказались перейти на корабли, устроились на берегу в остроконечных шатрах. Гостей накормили, одарили безделушками, расспросили о золоте, внимательно осмотрели принесенные предметы, искали в них драгоценности. У аборигенов нашли белый порошок из корней травы, остатки свежего мяса и сладкого корня, примитивные украшения из камешков, раковин, кости. Вечером индейцы показали назначение приведенных животных: привязали к терновым кустам и спрятались в засаде, а когда на зов детенышей пришли взрослые особи, перебили гуанако стрелами. Испанцы щедро оплатили бусами свежее мясо.

Командующий надеялся с помощью первых туземцев завязать торговые отношения с племенем, получать в необходимых количествах мясо лам, а впоследствии что-нибудь более ценное, но не сдержал моряков. Ночью начались насилия над женщинами, вызвавшие решительный отпор индейцев. На рассвете они исчезли со своими вещами и подарками. Магеллан негодовал. Испанцы потеряли возможность сотрудничества с местным населением и бесплатных рабов, коих по заданию Торговой палаты обязались привезти из открытых земель. Дурная слава разлетелась по округе. Барбоса с трудом удержал адмирала от разбирательств и наказаний, способных вызвать мятеж.

Прошла неделя. О великанах начали забывать. В отличие от сговорчивых бразильских женщин, великанши разочаровали моряков. От них ужасно воняло, большинство были беременны. Разговоры стали затихать, обрастать домыслами. Брошенные впопыхах молитвенники свидетельствовали, что тут не обошлось без нечистой силы.

* * *

Хмурым туманным утром, по приказу Альбо, моряки с «Тринидада» под руководством Васко Гальего отправились в лес за дровами. В клубах поднимавшегося тумана они добрались до знакомого участка, дружно застучали топорами. Крупные щепки сыпались на примороженную траву, брызгала мягкими опилками пила. Леон собирал вязанки, старательно стягивал веревками душистые поленья. Красные и потные, Сантандрес с Хинесом волокли поваленный ствол. Эрнандес правил лезвие топора серым сломанным бруском.

– Посторонись!  – закричал Хинес и оттолкнул зазевавшегося Гальего.

– Стойте! Куда потащили?  – отскочил Васко.  – Бросайте здесь, распилим на части!

Но моряки упорно шли к Эрнандесу.

– На пне удобнее,  – нехотя пояснил Сантандрес.

– Васко,  – промолвил Леон,  – хватит рубить. Нам столько не вынести.

– Вяжи!  – приказал командир.  – Вернемся второй раз.

– Мы так не договаривались,  – обернулся Хинес, положивший ствол к ногам Эрнандеса.

– Тогда пойдем конопатить. Капитан-генерал приказал всех свободных послать на стапель.

– Еще не лучше…  – заныл Леон.

– Баста!  – выдохнул Сантандрес и протер руки о штаны.  – Пора передохнуть. У кого мои сухари?

– Гальего получал,  – сообщил Хинес,  – по две штуки на каждого.

– Ты съел свой хлеб,  – вспомнил Васко,  – а наш лежит в сумке.

– Я принесу,  – предложил Леон, кинул веревки на поленницу.

– Без меня не открывай!  – погрозил Гальего.

– Не доверяешь?

– Сам поделю.

– Хинес, расскажи, как ходил к великанше?  – усаживаясь на ствол, попросил Сантандрес.

– Ты знаешь,  – надулся Хинес.

– Я уступлю тебе полкуска,  – пообещал матрос – Вдруг вспомнишь что-нибудь еще?

– Давай весь сухарь!  – потребовал Хинес.

– Нет, половину,  – повторил Сантандрес – Проси у Эрнандеса!

– Не дам,  – пробасил тот, откладывая в сторону топор.

– Тогда не расскажу,  – напыжился Хинес.

– Расскажет и за четвертушку,  – решил Эрнандес, усаживаясь рядом с Сантандресом на поваленное дерево.  – Не тяни, а то передумает!  – посоветовал проголодавшемуся матросу.

– Васко, где сумка?  – послышался из тумана голос Леона.

– У старых пней,  – пояснил Гальего.

– Вечером после службы, когда отец Антоний раскрыл книгу, ты собрался на берег,  – напомнил историю Эрнандес.

– Да,  – как бы нехотя согласился матрос – Желаю, говорю, у святого креста на горе помолиться… «Иди, сын мой,  – передразнивая Антония, рассказывал Хинес,  – покайся в одиночестве, если чувствуешь потребность». А у меня «потребность» с темноты стоит и чешется.  – Моряки дружно загоготали, подзадоривая грешника.  – Со мной еще трое пилигримов увязались. Вы знаете, как мы выпросили шлюпку у вахтенных и что дали им за это.  – Друзья утвердительно закивали.  – Так вот… Подплываем к великанам, а они легли спать, только трое сидят у огня на корточках, прикрывшись накидками до земли. Мы сунули им в руки всякую мелочь, объяснили знаками, мол, пустите в шалаш к женщинам. Они обрадовались подаркам, однако мотают головами, разводят руками, просят еще. Мы тоже не дураки, отдали дрянь не сразу, а по частям. В общем, как мне показалось, сговорились. Я юркнул под шкуру, а там темнотища, как в трюме, лишь наверху между шестами маленькая дырка.

– Нет сумки у пней!  – перебил рассказчика Леон.

– Там она!  – ответил Васко.  – Посмотри у муравейника!

– Продолжай!  – нетерпеливо подтолкнул матроса Сантандрес.

– Помоги Леону!  – предложил Хинес Гальеги.

– Потом…  – отмахнулся Васко.

– Вошел я и начал на ощупь искать ее,  – вспоминал Хинес – Опустился на четвереньки, пополз вдоль стены перебирать наваленные шкуры. Вонь стоит, как на живодерне, пахнет дымом, кислятиной, тухлым мясом. Чувствую, поймал за ногу… Я вверх. Ага, лежит на животе. Мне бы, дураку, сразу помолиться, а я давай расталкивать ее, чтобы перевернулась. Она, забормотала, перепутала с мужем… Мне бы помалкивать, а я принялся успокаивать ее. «Желание» до предела поднялось, аж ломит, руки вспотели, дрожат, голос срывается… Она закричала, вскочила на ноги. Ну, думаю, не уйдешь! Хвать за задницу, повалил, стараюсь удержать…

– Нет у муравейника!  – раздраженно закричал Леон.  – Сам ищи!

– Протри глаза, макаронник!  – выругался Васко.

– Черт побери!  – вскипел Сантандрес – Перебил на самом интересном месте.

– Дальше вы знаете,  – обиделся Хинес, будто слушатели оказались виноватыми.

– Здорово он тебя отделал,  – посочувствовал Эрнандес, разглядывая почерневшие синяки.  – Болят?

– Немного,  – Хинес дотронулся до глаза.

– Я дам тебе половину сухаря,  – разжалобился приятель.  – Хорошо хоть голова уцелела. Могли проломить.

– Пойду помогу,  – Гальего поднялся и отправился к итальянцу.

– Как она на ощупь?  – поинтересовался Сантандрес.

– Мягкая, жирная…  – сладко произнес Хинес.

– Хороша!  – вздохнул матрос.

У пеньков сумки не оказалось, не было и у муравейника. Поплутав меж кустов и не обнаружив пропажу, Васко стал вспоминать, где положил сухари и кто из матросов работал поблизости. Туман редел, повисал капельками воды на тонких блестящих веточках. Подтаявший снежок лип комьями к сапогам. Вереницы следов кружили между деревьев, сплетались на полянах, расползались по тонкому рыхлому покрову, обнажали зеленовато-желтую траву. Тут Гальего заметил знакомые овальные провалы от ног великанов. Ему стало