Убей крестоносца - Александр Васильевич Чернобровкин

Дверь в дом была не заперта. Скрипнула тихо, потершись о косяк. Петли все еще кожаные, звуки если и издают, то очень тихие. Изнутри пахнуло теплом и выпечкой с корицей. Никогда не был любителем этой пряности, но вдруг стало грустно, будто пробираюсь в собственный дом, в котором мне почему-то не рады. Деревянная лестница, ведущая на второй этаж, как я ни старался, издавала звуки, похожие на вздохи. Подумал, что построили дом западноевропейцы. Местные богачи спят на первом этаже, где летом не так жарко, а зимой не так холодно, как на втором. Комната Арлеты де Бодемон была самой дальней из трех по правой стороне. Дверь была не заперта. Начав открывать ее, внутри услышал легкий храп. Стало обидно. Не потому, что избранница храпит, а потому, что не дождалась меня, если вообще ждала. Спальня освещалась масляной лампой, стоявшей на полочке, приделанной к стене, и заправленной, судя по запаху дыма, оливковым маслом. Кровать была справа от двери у стены и в длину от другой стены до противоположной, а в ширину с две трети комнаты. Сверху балдахин, сбоку задернутые темно-красные шторы. Не самый удачный цвет для спальни. Перед ней деревянная подставка в две ступеньки, потому что высота кровати не меньше метра. С половину оставшегося пространства комнаты захватил большой и высокий сундук, на надраенных бронзовых полосах которого бегали красноватые зайчики от золотисто-алого язычка пламени лампы.

Я медленно раздвинул немного шторы. Они были из бархата, стоили дорого. Привозят с востока: Индия или даже Китай. На кровати спали не укрытыми — тонкое одеяло из плотной ткани было скомкано в ногах — молодая красивая блондинка и пожилая дуэнья. Сейчас это в порядке вещей. Поодиночке спать боятся, наслушавшись баек про ночную нечисть. Храпела не Арлета. С одной стороны приятная новость, с другой полный облом, что не одна. Хотя…

Глаза у молодой женщины были закрыты, но я не сомневался, что она не спит, что знает о ночном госте. Я чувствовал исходящую от нее смесь страха и восторга. Мужчина пробрался ночью в ее дом, в спальню. Да все подруги сдохнут от зависти. Жаль, рассказать им нельзя об этом. Впрочем, не уверен, что у нее есть подруги. Богатые и знатные женщины сейчас в гости ходят только к родственникам, среди которых друзей не бывает. Чем дальше, тем родней и дружней. Сняв со своей головы черный капюшон-маску, я положил правую руку на теплые губы Арлеты, чтобы не вскрикнула. Даже не вздрогнула ради приличия. Наклонился и поцеловал их, мягкие, податливые. Отвечала неумело. Видимо, этим видом ласк с мужем не обменивается.

Проложив губами дорожку по теплой щеке к ушку, прошептал:

— Осторожно встань с кровати.

Арлета села медленно и с закрытыми глазами, точно боялась, что, когда откроет их, окажется, что это сон. На ней белая туника из тонкой ткани и с глубоким треугольным вырезом, через который видны были остренькие сиськи с маленькими розовыми сосками. Только когда опустила ноги на подставку, застеленную покрывалом, сшитым из разноцветных лоскутов, поверила, наверное, что не спит, и резко распахнула веки. Зрачки были во всю радужку и казались черными. Они смотрели сквозь меня и как бы констатировали: «Вот ты и попался!». Зрелище было жутковатым. Такое впечатление, что передо мной другая женщина. Видимо, я выглядел так же потусторонне, потому что и на лице женщины появился испуг, из-за чего оно начало стремительно очеловечиваться, что ли, становиться даже красивее, чем было при солнечном свете. Я улыбнулся — и Арлета улыбнулась в ответ. Она собралась что-то прошептать, но я указательным пальцем расплющил ее губы посередине, приказав молчать. Взяв ее на руки, удивительно легкую, снял с кровати и поставил на пол у комода. После чего прихватил большую кожаную подушку, набитую перьями и тонкое одеяло из плотной красновато-коричневой ткани. Из постельного белья только простыня. Позаимствовали у аборигенов. В Западной Европе пока обходятся без таких излишеств, даже богачи. Я показал жестами, чтобы Арлета постелила нам на полу, и бесшумно задернул шторы. Не будем мешать дуэнье.

Раздеваться не стал, чтобы не убегать голяком, если что. Я привык спать на кошме, постеленной на земле или палубе, а вот моей изнеженной любовнице было жестковато. Она повертелась на спине, устраиваясь. На мои ласки откликнулась бодро и неопытно. Всё, чему их сейчас учат перед браком — это лечь на спину, раздвинуть ноги и не мешать мужчине, как бы неприятно ни было, и особо продвинутым показывают, как стоять раком, чтобы не раздражало ерзанье на ней и сопение мужа. В последнем случае легче представить, что занимаешься этим с мужчиной своей мечты, не пьющим одеколон.

Как догадываюсь, Арлета предполагала, что будет что-то подобное тому, что с мужем. Если и ожидала чего-то лучшего, то ненамного. Предполагаю, что природа создала любовь всего лишь для того, чтобы женщины хотели и получали возможность рожать детей. С мужем не выходило, вот и появился повод наплевать на условности, законы и попробовать залететь от другого. Если родится ребенок, все понесенные потери, репутационные и материальные, будут оправданы.

Я начал неторопливо, постепенно углубляя ласки. Арлета сперва была скованной, но в какой-то момент вдруг словно бы скинула с себя панцирь черепахи и полностью отдалась чувствам. Мне даже пришлось закрывать ей рот, чтобы не пищала и стонала слишком громко. Ее мелкие острые зубки скользили по моей обслюнявленной ладони, пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы сдержать рвущиеся наружу страстные звуки. Сиськи у нее были небольшие и упругие, с затвердевшими, прямо таки каменными сосками. На лобке густая, спутанная растительность. Половые губки уже повлажнели. Я быстро догадался по ее реакциям, как ласкает себя, завел хорошенько, а потом ввел два пальца во влагалище и сделал резкий массаж его, заставив замычать утробно, со смесью удовольствия и испуга, задергаться всем телом, сжать ноги и согнуть в коленях, что не помешало выплеснуться тонкой струйке сквирта, несколько теплых капель которого упали на мою руку.

После чего Арлета расслабилась в истоме, раздвинула ноги: дальше делай, что хочешь; я свое получила и больше ничего не боюсь. Я вошел в нее, горячую, сочную. Расслабившееся влагалище все еще было узким и упругим, но, благодаря накопившейся, обильной смазке, член скользил легко. Моя любовница опять начала заводиться, и мне пришлось левой рукой закрыть ей рот, чтобы не шумела