Чужие свадьбы, я и Кирилл - Даяна Брук

Или:

— А эту книгу в центр. Пусть читатель сразу знает, что любовь — это не марафон, а полоса препятствий.

За окном медленно темнело. Ноябрь ползал в город по-пластунски. А внутри меня, наоборот, становилось чуть светлее, как будто кто-то подвинул внутренний переключатель на режим «чуть-чуть надежды».

Мне было хорошо. По-настоящему. Просто. Спокойно. Без требований, без «определись прямо сейчас», без нависающего вопроса «куда всё это идёт». Рядом был человек, с которым жизнь всегда казалась не легче, но… гораздо живее. Такая живая, что иногда хотелось включить на себе авиарежим, хотя бы на пять минут.

Я поймала себя на мысли:

Может быть, вселенная действительно выдала мне золотой билет. Не в шоколадную фабрику Вилли Вонки, где всё сладкое и подозрительное, а в цех, где из чужих свадеб можно собрать свою историю. Не идеальную, не кинематографическую, но честную. И, возможно, впервые мою?

* * *

Запись № 198. Книга про чужие свадьбы, это не про них. Это про то, кто держит ручку. И если сегодня мне снова дают общий проект с Кириллом, значит, у прошлых чувств тоже есть черновик.

Глава 22. Полевые исследователи счастья

В «Софии» утро начиналось с привычной суеты. Той самой, что появляется у людей, которые решают написать книгу, хотя у них нет ни структуры, ни дедлайн-плана, ни понимания, с какой стороны вообще подступиться к теме. Только уверенность, что «как-нибудь разберёмся».

Марина раскладывала накладные с педантичностью человека, который обожает порядок во всём, включая хаос. Вера, сидя за компьютером, правила заголовки в моём документе так, будто лично отвечает за то, попадёт ли когда-нибудь наша рукопись в школьную программу. А я пыталась понять, какой раздел должен идти первым: «Свадьба как культурный код» или «Как выбрать ведущего, чтобы потом не вспоминать об этом через годы терапии».

— Девочки, — начала Вера и щелкнула пальцем по карте Петербурга, — вот тут, в Шушарах, будет наш первый объект исследования. Дом культуры «Нива». Прекрасная локация. Честная. Социально ответственная.

— Это звучит так, будто ты продаёшь её инвесторам, — сказала я.

— А ты и продай, — отрезала Вера. — Читателям нравится реализм. Пусть знают, что свадьбы происходят не только в лофтах и на крышах, но и там, где у сцены чуть шатается лестница.

Марина подняла голову от своего файла «Проект_Книга. xlsx», где уже было больше вкладок, чем страниц в черновике.

— Кирилл сказал, что будет через двадцать минут. Нам составить план съёмки? Или хотя бы список кадров?

— План? — Вера так выразительно захлопала ресницами, что могла бы получить роль в немом кино. — Свадьбы не планируют. Их фиксируют. Всё самое важное происходит вне сценария.

Она ткнула пальцем в меня:

— Поэтому — ты пишешь. Он снимает. Марина руководит процессом. Я контролирую вдохновение и адекватность. Всё. Ну еще Игорь что-то там делает.

Я уже хотела уточнить, ведёт ли Вера учёт «адекватности» по шкале от одного до десяти, но в этот момент дверь звякнула, как будто у нас появился новый герой эпизода.

Кирилл вошёл уверенно, с камерой через плечо и шарфом, который сделал бы его звездой любого независимого фестиваля короткого метра.

— Ну что, готовы? — спросил он, оглядывая наш треугольник «редактор — менеджер — автор».

— Готовы, — ответила я. — Мы же просто наблюдаем? Без вмешательства, без драм?

— Ты только попробуй вмешаться, — сказала Вера, указывая на меня ручкой, как педагог с сорокалетним стажем. — Это документальное исследование, а не продолжение вашей… как бы это назвать… многоходовочки.

Марина тихо хихикнула. Я сделала вид, что не поняла, о чём речь. Кирилл тоже сделал вид. Но я заметила чуть-чуть, на долю секунды, ту его улыбку, которая постоянно срывает мне внутренний баланс.

Вера хлопнула в ладоши:

— Ладно, поехали. Вперёд — в научный хаос. Вы удивитесь, как много можно узнать о людях, когда они пытаются соединить свои жизни официально.

И я уже чувствовала: этот день точно войдёт в книгу. Даже если сама книга еще понятия не имела, что с нами делать.

* * *

Дом культуры «Нива» выглядел так, будто он ещё помнил каждую агитбригаду, что проходила по его сцене: лозунги, которые уже никто не понимал, и свет, который мигал с чувством исторической обреченности. Само здание стояло немного перекошенным, как человек, который уже устал держать спину ровно, но всё ещё делает вид, что «всё хорошо».

Вывеска висела под углом, словно её кто-то пытался поправить, но передумал на полпути. По ступенькам носились дети в костюмах: кто-то в ушах зайца, кто-то в бумажном рыцарском шлеме, кто-то просто в чулках поверх джинсов. Они, кажется, репетировали свою собственную жизнь параллельно взрослой свадьбе.

Когда мы вошли внутрь, Кирилл замедлил шаг, как будто попал в заповедник детской самодеятельности.

— Вот она, — прошептал он, будто открывал портал. — Моя стихия.

— Старинные стены? — попыталась уточнить я.

— Драматургия, — улыбнулся он и поднял камеру. — Здесь всё построено на ней.

И правда: на сцене уже стояли сказочные персонажи, будто сбежавшие из разных книжек и случайно встретившиеся на одной свадьбе.

Крокодил Гена и Чебурашка — родители невесты.

Синьор Помидор и Чиполлино — родители жениха.

Все четверо стояли торжественно, как дипломаты, только в резиновых головах и тканевых костюмах, слегка просевших от времени.

А сами молодые… Иван-Царевич и Василиса Премудрая. У Ивана сапоги действительно были великоваты, а у Василисы корона сидела так, будто думала сбежать с головы.

— Это свадьба мечты, — невеста, то есть Василиса, спускалась по ступенькам со сцены, придерживая юбку. — Я всегда хотела спектакль. Чтобы родители участвовали. Чтобы всё было по-настоящему весело, а не по расписанию с Тамадой № 4.

— Вам весело? — спросила я и подняла блокнот.

— Так весело, что я перестала переживать, что у Ивана эти сапоги тридцать седьмого размера, — сказала она. — Я их заказывала ночью, в последний момент. И теперь думаю: судьба.

Она поправила корону, которая тоже, кажется, верила в судьбу.

— А папа… папа так тронулся…

Мы обернулись. Папа-крокодил Гена стоял в кулисах и пытался вытереть глаза, забыв, что на голове у него резиновая маска. Маска чуть накренилась, будто сама не выдержала эмоционального напряжения.

— Это крокодиловы слёзы, — прокомментировала Чебурашка-мама. — И не говорите потом, что у зверей нет чувств.

Кто-то в зале хихикнул. Кирилл успел поймать момент, камера щелкнула, как будто тоже подтвердив: «да, так и было».

— Это надо запомнить, — прошептала я.

— Уже, — сказал он мягко.

Мы подошли к Ивану-Царевичу. Он стоял, как человек, ещё не понял, что именно подписал, но надеялся, что всё обойдётся.

— А вы