Дельта чувств - Виктор Иванович Миронов

говорила о себе, – от чего народ испытывает соблазн поклонению, ибо поклоняться люд желает самому высокому, чтя достойное. И это высокое искушала Мать, приносящая – Всем Сущим – плод. Леон видит её жажду: удовлетворить, которую способно лишь небо, и он привлекает взор её к вершине. Теперь Мать искушает тучи и стремительность ливня, и вечно качает бедром на призывы. Но душа её твердит, что весь его призыв второстепенен. Мать убеждает его, что его душа ничуть не лучше, чем её душа. Она тоже могущественна, быть может, могущественнее возвышающегося над ней, ведь и она богиня в пространстве. Поклониться ей – возвышающейся, говорит он себе, значит поклониться высокому: либо не поклоняться вообще ничему.

– Говори! Матушка, я слушаю!

– Величественные картины искушают нашего Отца! – продолжала Ханна, – Среди этих картин скопища звёзд. Они – Он видит – рассеиваются по манию Звезды. Она красива и двустнастна, и богата историями, но слаба, слишком слаба для того, чьё появление она возвещает. Звезда бледнеет перед ним и гаснет. Бедная Утренняя Звезда!

– Но тут в пору торжествовать. Ведь перед кем она бледнела, кто появлялся по её предсказанью?

– Ну конечно солнце. Ты – милый мой супруг. – Отвечало Величество утренней звезды. – Соблазн для того, кто жаждет поклоненья! Перед добротой звезды повсюду сгибались народы земли. Как славно, как вдохновенно и покойно присоединить к их поклонению собственный жар! Однако осторожность Отца безгранична, а его требовательность неисчерпаема. Мелькарт стремится избежать величайшей опасности, которая заключена в том, что он согнётся не перед высоким богом. И он велел свидетельствовать за то, о чём чрево свидетельствует, ведь чем больше свидетельство, тем меньше ошибка. Теперь человек поклоняется по весне – Солнцу, то есть тому, о ком оно свидетельствовало, а по осени – луне, чей жар слабее.

– О, Исида! На меня нашло и мне открылось, я услышал голос Отца, который сказал мне: «Я жар, заключённый в Солнце и своим жаром, я мог бы напитать миллионы солнц. Именуя меня Солнцем, знай, что это наименование нуждается в улучшенье и, что ты не называешь меня моим последним именем. А последнее моё имя: «Владыка Солнца». Молитесь! – восклицал мальчик. – Над нами золотой диск, откуда выходят лучи, которые, оканчиваясь добрыми руками, ласкают тварей земных. Это мой Отец, чья душа-кровь течёт в моих жилах, и который открылся мне, но хочет быть Отцом всем вам, чтобы вы стали в нём добры и прекрасны».

С минуту царь-солнце только смотрел людей, а потом продолжил:

– Я говорю вам: не образу моему молитесь, когда мне молитесь, не мне пойте гимн, когда поёте его, а тому, чьим образом я являюсь, понятно ли вам? Настоящему диску солнца, Отцу моему небесному, ибо образ мой – Он.

Народу, Мелькарт предъявлял нелёгкое требование, и понятно оно было десятку людей из сотни.

– Мой Образ, есть образ особого Образа и свидетельство особого Свидетельства. Не к настоящему солнечному диску на небе надлежит вам устремляться мыслью, когда вы глядите и воздаёте хвалу моему Образу, а к владыке солнца, к его жару, к тому, кто направляет мои пути.

Тут мать-супруга, глядя прямо перед собой, сказала:

– Мильк заслуживает похвалы, если он проявляет в делах веры мудрость и бережно щадит простоту многочисленных своих подданных. Поэтому я советую тебе поддержать привязанность народа Красной Земли к Моту. Матерь считает, что так будет полезно.

– Спасибо царица – сказал Мильк, скромно ей поклонившись. – Спасибо за совет. Это очень ценный совет, и он на земле в чести.

– Погляди, что делает Отец для своего любимого сына! Он посылает ему пророка, чтобы тот истолковал тебе сны, пришедшие снизу и сны, пришедшие сверху, важные для красного края и важные для богов, с расчётом разбудить в тебе то, что он знает, и растолковать тебе то, что тебе уже было сказано. Да, любит Отец родное своё дитя, если ниспосылает пророка напомнить: «Человеку подобает стремиться к познанию историй!»

– Насколько мне известно, – напомнил Мильк, – первопророк прибыл из ямы темницы, пройдя схожий на мой путь.

– Верх и низ мало, что значат для Отца, который, когда заходит вниз, делает нижнее верхним, ведь, где он светит, там и верх. Поэтому пророк Батбаал разгадывает дольние и горние сны с одинаковой ловкостью.

– Значит странник, от которого я веду свой род, не остановился, дойдя до солнца, а пошёл ещё дальше?

– Да, но духовно, – ответила Ханна с улыбкой. – Он вне мира и если он составляет духовное пространство мира, то мир не составляет его пространства. Солнце далеко, но лучи его с нами, а тот, кто указывает ему путь, дальше, чем далеко и всё же, в такой же мере близко: ближе, чем близко. Далеко или близко – это для духовного Странника безразлично, ибо у него нет ни пространства, ни времени, и если в нём сразу весь мир, то сам он не в мире, а в небе.

– Ты помнишь? – Спросил Мильк тихим голосом. – Что за весть, посланную мне моим небесным отцом, принёс мне этот Странник? Я хочу сказать, что сказал пророк мне не всё, что было сказано мне в наитии, после слов: «Называй меня не Солнцем, а Владыкой Солнца» я слышал и такие слова: «Не зови меня своим отцом на небе. Своим отцом в небе должен ты величать Эшмуна!»

Величество поднялось из своего углублённого кресла.

– Да, – восклицал он народу, – в небе, а не на небе. Дальше, чем далеко. Ближе, чем близко. Это бытиё бытия, которое не знает Смерти. Не родится и не умирает, а всегда существует. Он постоянный свет, который не восходит и не заходит, неиссякаемый источник жизни, красоты и истины, вот каков Дуумвир, вот каким открывается Он царю-солнцу, своему сыну, что припал к Его груди, и которому Дуумвир показывает всё, что сотворил. А Он сотворил всё, и Его любовь живёт в мире, хоть мир и не видел Его. Но Солнце свидетель Его света и Его любви, и своим свидетельством – Солнце даст блаженство и веру всем людям. Мои слова не мои, а Отца моего, который послал меня сюда, чтобы все стали едины в любви, как едины я и Отец!

Мильк при таких словах улыбался, смертельно при этом побледнев. А между тем, пока божественная чета разговаривала, шествие начиналось. Его открывали впереди трубачи и тимпании, затем колесница Эшмуна, на которой сидя в седалище, прислонился на подлокотник первопророк Батбаал. Далее колесница Милька и херусиасты – представленные многолюдно, как только возможно было это сделать, не лишая царя благородного его окружения. Тут Друзья и