Дорога радости и слез - Донна Эверхарт

девушка примерно моего возраста что-то стала говорить своей подруге, показывая на нас пальцем. Потом они обе рассмеялись, прикрыв ладонями рты. Я опустила голову и уставилась на свое изношенное с торчащими ниточками платье и грязные исцарапанные ноги. Какой срам! У меня сперло в груди дыхание, а папа все расхваливал нас без умолку. Стыд ел мою душу поедом. Народ поутих. Некоторые с жалостью смотрели на нас.

Папа снял шляпу и поставил ее перед собой на землю. Если я вначале испытывала просто стыд, то теперь и вовсе была готова провалиться сквозь землю. Папа затянул «Блэк Джэк Дейви», притоптывая ботинками в такт. При этом он махал рукой маме, всем своим видом призывая подпевать.

Тихим голосом мама стала подтягивать ему, но при этом не стала танцевать, как она это обычно делала. Я подхватила второй куплет – исключительно потому, что не могла позволить маме срамиться одной. Поскольку у Лейси не было скрипки, ей оставалось просто стоять и смотреть на нас. Нам очень не хватало ее аккомпанемента. Мы старались изо всех сил. Две женщины, судя по их виду ровесницы мамы, прихлопывали руками в такт, пока мы не допели песню до конца.

Стоило нам закончить, как папа запел «Избушка у тропинки», а затем, будто не в состоянии остановиться, – «Бедовую жизнь», которая идеально подходила к данной ситуации. Народ начал по одному, по два человека расходиться, словно желая уберечь нас от еще большего унижения.

Когда перед нам осталось всего три человека, мы стихли. Перед нами стояли те самые две женщины, которые хлопали в такт, и мужчина, который всякий раз, как мы начинали новую песню, ободряюще улыбался. Более того, он несколько раз даже присвистнул, когда папа принимался притоптывать ногами. Заметив, что публика разошлась, папа взмахнул рукой и умолк.

– Вы славно поете, хотя, судя по вашему виду, в последнее время вам изрядно досталось.

– Так оно и есть, – тихо ответил папа.

– Что у вас случилось?

– С месяц назад по Северной Каролине прокатились шторма. Мы лишились дома, урожая, скотины. Погибло все, что у нас было. Но это все неважно. Ужаснее всего, что у нас умер сынок. Отравился, напившись грязной воды. Это, – папа кивнул на грузовик, – все, что у нас осталось.

Мама стояла отвернувшись, и две женщины, застывшие чуть в стороне, поспешили к ней.

Одна из них взяла маму за руку и сказала:

– Нет ничего страшнее, чем лишиться своего ребенка. Вы уж поверьте, я знаю это на собственном опыте.

– Это случилось так быстро, – дрожащим голосом ответила мама.

– Это очень тяжело, но раз уж так случилось, значит на то была Божья воля, – кивнула женщина. – Он в селениях райских, и это главное.

Мама молчала. Ей явно очень не хотелось расплакаться перед незнакомыми людьми.

– Вот что я вам скажу, – протянул мужчина. – Поете вы славно, а в иных обстоятельствах, подозреваю, пели бы даже еще лучше. Тут такое дело… В общем, этот магазин принадлежит мне. Вы окажете мне честь, если заглянете ко мне и позволите дать вам кое-что в дорогу.

– Мы не хотим доставлять вам неудобства, – промолвил папа.

– Да какие там неудобства, – отмахнулся мужчина. – Кстати, меня зовут Амон Джонсон. Это моя жена Харриет, а это ее сестра Хейзел Мур.

Женщины кивнули маме.

Папа пожал руку мистеру Джонсону и сказал:

– Меня зовут Уильям Стампер. Это моя жена Энн. А это мои дочери Лейси и Уоллис Энн.

– Рады познакомиться.

Мистер Джонсон повел нас в магазин, где показал на стойку с конфетами.

– Вы, девчат, возьмите себе леденцов. Можете еще ирисок взять, если они вам нравятся.

Я с Рождества не ела сластей. Тогда, на праздник, я обнаружила в носке упаковку жевательной резинки, мятный рожок и карамельки. Я взяла два леденца и несколько ирисок. Половину я отдала Лейси. Я с трудом преодолела порыв запихнуть все это лакомство одним махом в рот. Начав с ирисок, я решила как можно дольше растягивать удовольствие, а пока понаблюдать за папой. Мистер Джонсон дал ему хлеб, сыр, кофе, несколько банок свиной тушенки с бобами, банку персиков, длинную связку сосисок и апельсины.

Сложив все это в ящик, он поднял на папу взгляд, словно тот был настоящим покупателем, и спросил:

– Что-нибудь еще?

– Вы и так проявили безмерную щедрость. Мне нечем с вами рассчитаться. Но помяните мое слово, когда я встану на ноги, я обязательно к вам приеду и расплачусь за все продукты. Сколько с меня? Я дам вам расписку.

– Это лишнее, – отмахнулся мистер Джонсон. – Мы и сами в свое время хлебнули лиха, так что знаем, каково это.

Папа закрыл коробку и снова пожал мистеру Джонсону руку:

– Я этого никогда не забуду.

– Да перестаньте.

К нам подошла миссис Джонсон с сестрой. Они обняли маму, а потом меня. Когда они направились к Лейси, чтобы проделать то же самое, она попятилась, сцепив руки за спиной и вперив взгляд в пол. Правая щека сестры немного вздулась – за ней была тянучка.

Мама принялась объяснять, в чем причина странного поведения Лейси, отчего я немного смутилась.

– Лейси у нас не поет и даже не разговаривает. У нее есть талант к музыке, но она не может его вам показать, потому что наводнение унесло ее скрипку. Она не привыкла к незнакомым людям. Но она очень вам признательна.

– Так она играет на скрипке? – удивилась миссис Джонсон. – У нас их как раз две. Верно я говорю, сестрица?

– Само собой, – кивнула Хейзел Мур. – Вот только я на своей уже не играю. Не управиться мне с ней. Артрит, будь он неладен. Дай-ка я ее принесу сверху. Пусть возьмет себе. А то какой от скрипки прок, только лежит у меня в комнате да пыль собирает.

Она скрылась за дверью, и мы услышали приглушенные звуки шагов – женщина медленно поднималась по лестнице. Через некоторое время она вернулась со скрипкой и смычком в руках, на ходу вытирая их от пыли тряпкой. Хейзел подошла к Лейси, которая стояла, опустив голову и сложив руки, с таким видом, будто больше всего на свете сейчас хочет раствориться в воздухе. Она уже прикончила ириску и, скорее всего, хотела приняться за леденец, но не торопилась это делать, потому что на нее смотрела Хейзел. Та подошла к моей сестре поближе и положила скрипку так, чтоб Лейси могла ее видеть, практически у нее под носом. Лейси покраснела. Ее лицо сделалось цвета закатного неба. Она подняла голову, уставилась на Хейзел, чуть приоткрыв рот, после чего перевела взгляд на маму.